Девушка вновь мысленно вернулась к разбитым скульптурам, которые увидела в отцовской студии сегодня днем. Трудно было представить, что вот этот открытый, полный достоинства человек на фотографии и есть ее отец, который сегодня трусливо скрывался от дочери, не желая с ней разговаривать. Если она улетит завтра в Таиланд, какое сообщение она получит вскоре из дома? Возможно, отец через пару дней придет в себя и вернется к своим обычным делам, но что, если нет? Ей была невыносима мысль о том, что в ее отсутствие ему может стать хуже.

До сих пор все ее мысли и желания были поглощены островом – солнце, море, Люка и, самое главное, возвращение к ее проекту, к подводным съемкам. Да, она мечтала об успехе, о выставке, но единственным человеком, которому она хотела ее показать, чье мнение ей было действительно важно, – был отец. Он с самого начала поддерживал ее амбиции: купил ей дорогую профессиональную камеру, помог организовать фотолабораторию. Ей так хотелось, чтобы он увидел, что его усилия не пропали даром, что он может гордиться ею.

Но как она сможет помочь ему сейчас, если окажется на другой стороне земного шара? – думала она, охваченная чувством вины. Все, что надо ему сейчас, чтобы прийти в себя, – это поддержка тех, кто его любит. Ему просто нужно видеть, что родные на его стороне и что они сделают все, чтобы сохранить память о Вивьен.

Имоджин подумала об обещании, данном Люка. Все готово к отъезду, завтра она может улететь к нему, если захочет.

Но ее отец… он поддерживал ее и Анну со дня их появления на свет. Как может она оставить его сейчас, когда он так нуждается в ней?

Ее мысли прервал звонок в дверь. Имоджин увидела высокий силуэт сестры через витражное стекло и открыла дверь.

– Хорошо, что ты приехала, – сказала Имоджин, провожая Анну в гостиную.

– Что за срочность? – спросила Анна, устраиваясь в бабушкином кресле. Имоджин села напротив.

– Я просто не могу это сделать, – заявила Имоджин, заметно волнуясь.

– Не можешь сделать что? – не поняла Анна. Она бросила на пол сумку и устало потерла виски. – У нас сегодня на работе был настоящий кошмар, Имо. Я совершенно не в состоянии сейчас разгадывать загадки.

– Я не могу завтра улететь в Таиланд. И мы не можем продать кафе, – взволнованная своим решением, Имоджин вскочила с места. – Не только Франсуазе, что просто невозможно, но, думаю, вообще никому.

– Хорошо, – медленно протянула Анна. – Ты в порядке, Имо? У тебя такой вид… слишком взвинченный.

– Мы не имеем права разбивать сердце отцу! – Имоджин возбужденно принялась ходить по комнате. – Мы нужны ему сейчас.

– Разбить отцу сердце… – Анна прижала ладонь ко лбу. – О чем ты говоришь? И почему бы тебе не присесть. У меня голова кружится от твоего мельтешения.

– Прости. – Имоджин подошла к диванчику и пристроилась на краешке. – Это потому… в общем, я видела сегодня папу, Анна. То есть, если быть точной, я не совсем его видела. Он полностью сломлен. И он не захотел разговаривать со мной. Я видела его студию. Во что он ее превратил, Анна! Он разбил свои скульптуры!

– Боже, правда? – Анна выпрямилась, широко раскрыла глаза. – Это совсем не похоже на папу. Что все это значит?

– Похоже, Франсуаза надавила на Мартина, чтобы он срочно продавал все это, – Имоджин обвела рукой комнату и окна, за которыми зеленел сад. – Это можно понять, учитывая огромный налог на наследство, но они хотят продать дом тем, кто все здесь снесет и построит многоэтажку. И они заговорили об этом с папой всего через неделю после похорон!

– Эта женщина… – Анна покачала головой. – Я знаю, что она претендует на то, чтобы быть членом нашей семьи, но в действительности она никогда не пыталась им стать. Мартин никогда бы не сделал этого, если бы не она.