Преступления и призраки (сборник) - Артур Конан Дойл (2010)

– Вот и отлично. Значит, русские заняли эти овражки еще в самом начале и, надо сказать, крепко усилили их непроходимость, понарыв там траншей, насыпав где надо брустверы и, конечно, оборудовав повсюду позиции для ружейного огня. Этим они, не буду отрицать, подложили нам изрядную свинью: только высунь нос за передовую линию – сразу нарвешься на пулю. Наконец наш генерал решил, что терпеть такое обращение больше нельзя, и приказал нам провести в сторону русских крытую траншею. Мы ее подвели к тем оврагам на расстояние ста ярдов. И однажды ночью, когда работа была закончена, мы наконец получили шанс поквитаться с русскими. Пятьсот отважных парней собрались в той траншее, ожидая только приказа, и когда он последовал – мы рванули к карьерам как наскипидаренные и с ходу ударили в штыки. Уж поверьте, сэр: с нашей стороны не было ни единого выстрела, пока мы не ворвались в траншеи русских. Все происходило в полной тишине. Значит, наши ребята колют русских, русские отвечают им тем же… Да… Так о чем это я? А, вспомнил! Русские, не буду врать, держались как должно, я вообще-то и не слышал, чтобы у них по-другому бывало – так что это была чертовски горячая работенка, сэр, когда мы очищали от врага ту траншею. Даже в конце, когда наш перевес уже обозначился ясно, никто из них не показал спины. Так и помню: наши ребята работают штыками, как вилами, да только принимаешь на острие, знаете ли, человека, а не охапку сена… Тринадцатый корпус в ту ночь отличился. Тринадцатый: запомните его имя, сэр!

С нами тогда был один молодой лейтенант – вот его-то имя я, к стыду своему, уже позабыл… Так вот, никогда не видел равного ему в рукопашной схватке. Не больше девятнадцати лет ему было, но здоровенный, как бык: ростом примерно с вас, сэр, а телосложением, не в обиду вам будь сказано, даже покрепче. Винтовку он в тот раз не взял, а саблю, говорят, за всю войну из ножен не вытаскивал. Бился ясеневой тростью, если можно ее так назвать: этакий большущий посох, очень прочный на излом, с тяжелым круглым набалдашником размером навроде кокосового ореха. Жуткое оружие, сэр, по крайней мере – в его руках. В штыковом бою к нашему лейтенанту просто подступа не было: он не только силен, но и проворен, как черт, рука длинная, палка длинная, замах широкий, ты к нему со штыком, а он – р-раз! – и черепушка вдребезги. Сколько человек он тогда положил, спрашиваете? Не знаю, но ребята из его роты потом рассказывали, что в разных атаках он таким манером десятка два вражеских солдат ухлопал, не меньше…

Ветеран, разгоряченный спиртным или присутствием благодарного слушателя (а может быть, не «или», а «и»), явно рвался продолжить рассказ. У меня не было против этого никаких возражений. Я снова набил трубку, поудобнее устроился в кресле, вытянул усталые ноги к французской позиции – то есть к камину – и приготовился слушать дальше.

– …Да, сэр, я хоть кому повторю: русские – отличные солдаты. Каждый, кому приходилось с ними сражаться, подтвердит мои слова. Хотел бы я вообще-то знать: какого черта мы с ними сцепились в ту войну, что они имели против нас, а мы – против них? Некоторые наши ребята попали в русский плен – ну, на войне всякое случается, так вот, их там содержали очень даже пристойно. С их собственных слов сужу, сэр: потом, когда было заключено перемирие, сразу состоялся размен пленных. Никто из наших не жаловался.