История Рима от основания Города - Тит Ливий

В консульство вступают Луций Эмилий и Опитер Вергиний [473 г.]; в некоторых летописях вместо Вергиния я нахожу консула Вописка Юлия. В этом году – какие бы там консулы ни были – обвиненные перед народом Фурий и Манлий обходят в траурной одежде как плебеев, так и младшее поколение патрициев. Убеждают, склоняют не принимать должностей и управления государством; консульские пучки, претексту и курульное кресло следует считать не чем иным, как принадлежностями похоронной церемонии; облеченные блестящими знаками власти, точно жертвенными повязками, предназначаются к смерти. Если им так нравится консульство, то пусть они уже теперь убедятся, что оно находится в плену и угнетении у всесильных трибунов; консул, точно трибунский служитель, должен делать все по мановению и распоряжению трибуна; если же он пошевелится, если обратит внимание на патрициев, если подумает, что в государстве есть еще что-нибудь, кроме плебеев, то он должен живо представить себе изгнание Гнея Марция, осуждение и смерть Менения. Возбужденные такими речами, патриции начали совещаться не в курии, а частным образом и не доводя о том до сведения большого числа лиц. Поскольку решено было, что подсудимых надо освободить правдой или неправдой, они одобряли все самые суровые мнения, и не было недостатка в исполнителях даже дерзкого дела. И вот в день суда плебеи в напряженном ожидании стояли на форуме, они сперва дивились, отчего не выходит трибун; затем, когда замедление начало уже представляться очень подозрительным, полагали, что он запуган знатью, и жаловались, что общественное дело покинуто и предано. Наконец бывшие у преддверия жилища трибуна возвестили, что он найден дома мертвым. Когда молва разнесла эту весть по всему собранию, то подобно тому, как войско рассеивается по убиении вождя, и плебеи разбежались все в разные стороны. Но особенно напуганы были трибуны, убедившиеся смертью товарища, сколь лишена значения помощь, представляемая законами о неприкосновенности их. И патриции неумеренно выражали свою радость: до того никто не раскаялся в вине, что даже невинные желали казаться свершившими ее и открыто говорили, что власть трибунов следует укротить злодеяниями.