Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная - Уолтер Айзексон (2015)

Кульминация модернистской революции приходится на 1922 год. Именно в этом году было объявлено о присуждении Эйнштейну Нобелевской премии. В этом же году был опубликован “Улисс” Джеймса Джойса и вышла “Бесплодная земля” Т. С. Элиота. В мае в Париже в отеле “Мажестик” ночью праздновали премьеру “Байки про лису, петуха, кота да барана” – веселого представления с пением и музыкой, написанного Стравинским и поставленного Русским балетом Дягилева. Кроме Стравинского и Дягилева на праздновании был Пикассо. А еще Джойс и Пруст, “разрушившие достоверность литературы XIX века столь же уверенно, как Эйнштейн, совершивший революцию в физике”. Механический порядок и законы Ньютона, управлявшие классической физикой, музыкой и искусством потеряли свою силу55.

Каковы бы ни были причины появления нового релятивизма и модернизма, был поднят якорь, удерживающий мир у классической пристани. Затем наступила реакция, ставшая неспокойным отголоском этого события. И нигде подобные настроения не были столь тревожны, как в Германии 1920-х годов.

Кортеж автомобилей 4 апреля 1921 г. в Нью-Йорке.

Глава тринадцатая

Странствующий сионист. 1920-1921

Кровное родство

В статье, написанной для лондонской The Times после того, как справедливость теория относительности была подтверждена, Эйнштейн саркастически заметил, что, если дела пойдут плохо, немцы перестанут считать его соотечественником и назовут швейцарским евреем. Это остроумное замечание было тем более справедливо, что Эйнштейн уже тогда чувствовал тлетворный душок, подтверждавший его слова. На той же неделе он так описывал настроение в Германии своему другу Паулю Эренфесту: “Антисемитизм здесь очень силен. К чему все это может привести?”1

Рост антисемитизма в Германии после Первой мировой войны вызвал у Эйнштейна встречную реакцию: он острее почувствовал связь со своими еврейскими корнями и еврейской общиной. Мнения немецких евреев по этому вопросу разошлись полярно. С одной стороны, были такие, как Фриц Габер[67]. Они делали все возможное, чтобы ассимилироваться, и пытались уговорить Эйнштейна поступать также. Но Эйнштейн выбрал противоположный способ действий. Став знаменитым, он начал поддерживать сионистов. Он не принадлежал ни к одной из сионистских организаций, не посещал синагогу и не молился. Но он выступал за строительство еврейских поселений в Палестине, за сохранение евреями своей национальной идентичности и за отказ от мечты об ассимиляции.

Эйнштейн “попал в сети” одного из зачинателей сионистского движения Курта Блюменфельда. В начале 1919 года Блюменфельд позвонил Эйнштейну в Берлин. “Он задавал вопросы по-детски наивно”, – вспоминал Блюменфельд. В частности, Эйнштейна интересовало, почему, если евреи одарены духовно и интеллектуально, их надо призывать к созданию земледельческого национального государства? Не является ли национализм скорее проблемой, нежели решением?

В конечном счете Эйнштейн согласился с Блюменфельдом. “Я как человек – противник национализма, – заявил он. – Но как еврей я начиная с сегодняшнего дня поддерживаю усилия сионистов”2. Точнее, он стал приверженцем идеи построения нового Еврейского университета в Палестине, который со временем стал известным Еврейским университетом в Иерусалиме.

Поскольку Эйнштейн решил, что можно отставить в сторону постулат о неприемлемости любых форм национализма, ему стало легче с воодушевлением поддерживать идеи сионистов. “Можно быть интернационалистом, не оставаясь при этом равнодушным к людям своего племени, – написал он другу в октябре 1919 года. – Идеи сионистов мне очень близки… Я рад, что будет пятачок земли, где наши собратья не будут чувствовать себя изгоями”3.