Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная - Уолтер Айзексон (2015)

Даже коллеги Эйнштейна удивлялись, насколько его доброжелательные улыбки, раздаваемые всему человечеству, отличались от отчужденности, проявлявшейся в отношениях с близкими людьми. “Я не знаю никого, кто был бы столь одинок и бесстрастен, как Эйнштейн, – говорил один из его соавторов, Леопольд Инфельд. – Его сердце никогда не кровоточило, он спокойно и радостно двигался по жизни, не испытывая сильных эмоций. Его необычайная доброта и любезность были совершенно обезличены, казалось, они исходят от кого-то другого”33.

Макс Борн, еще один близкий друг и коллега Эйнштейна, отмечал ту же характерную черту его поведения, которая, как кажется, объясняет, почему Эйнштейну в какой-то мере удалось остаться в стороне от бедствий, потрясших Европу во время Первой мировой войны. “При всей его доброте, общительности и любви к человечеству он тем не менее был полностью отстранен от своего окружения и составлявших его людей”34.

Создается впечатление, что присущая Эйнштейну отстраненность и научное творчество были каким-то непостижимым образом связаны. По словам его коллеги Абрахама Пайса, эта беспристрастность была следствием сразу бросавшейся в глаза характерной черты Эйнштейна – “отчужденности”, что заставляло его отрицать как традиционную мудрость науки, так и эмоциональную близость. И в науке, и в такой милитаризованной культурной среде, какая была в Германии, легче чувствовать себя нонконформистом и бунтарем, когда можешь легко отстраниться от окружающих. “Отчужденность позволяла ему идти по жизни погруженным в свои мысли”, – говорил Пайс. Она же позволяла ему – или вынуждала его – строить свои теории “целеустремленно и без посторонней помощи”35.

Эйнштейн осознавал наличие противоборствующих сил в своей душе, но, казалось, считал, что так устроены все люди. “Человек одновременно является и обособленным, и общественным существом”, – говорил он36. Его стремление к обособлению вступало в конфликт с желанием дружеского общения, зеркально отражая его стремление к славе и одновременную антипатию к ней. Используя терминологию психоанализа, один из его основоположников Эрик Эриксон описал Эйнштейна так: “Определенное чередование разобщенности и дружелюбия, по-видимому, поддерживало в нем характерологическую особенность, называемую динамической поляризацией”37.

Отстраненность Эйнштейна накладывала отпечаток и на его внебрачные отношения. До тех пор пока женщины не предъявляли ему каких-либо требований и он чувствовал, что в соответствии со своим настроением сам может определять степень их близости, он был способен поддерживать романтические отношения. Но страх, что придется поступиться хоть частью своей независимости, заставлял его начинать бряцать оружием38.

Еще нагляднее это проявлялось в тех случаях, когда дело касалось семьи. Он не всегда был просто холоден, поскольку временами, особенно когда это касалось Милевы Марич, в нем одновременно неистово бушевали силы притяжения и отталкивания. Его проблема, особенно в отношениях с семьей, заключалась в том, что он сопротивлялся проявлению таких же сильных чувств со стороны других. “Он был не способен сопереживать, – написал историк Томас Левенсон. – Он не мог представить себе эмоциональное состояние кого-то другого”39. Сталкиваясь с эмоциями других людей, Эйнштейн старался укрыться за объективной реальностью своей науки.

Коллапс, постигший немецкую валюту, заставил его настаивать на приезде Марич, поскольку из-за обесценивания немецкой марки он не мог себе позволить содержать ее в Швейцарии. Но после наблюдения солнечного затмения, став знаменитым и более независимым финансово, он стал склоняться к тому, чтобы семья осталась в Цюрихе.