Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная - Уолтер Айзексон (2015)

Несомненно, Эйнштейн и сам не раз сожалел о внезапно обрушившейся на него славе. “За мной охотятся газетчики и разный другой сброд, – жаловался он Максу Борну. – Это так ужасно, что я могу с трудом дышать, не говоря уже о какой-то осмысленной работе”. Другому знакомому он еще ярче обрисовал опасности рекламы: “После потока газетных статей на меня обрушился шквал вопросов, приглашений, от меня все время что-то требуют. Мне кажется, что я горю в аду, а почтальон – это непрерывно подгоняющий меня дьявол, который швыряет в меня все новые связки писем, хотя я еще и на предыдущие не ответил”14.

Однако антипатия Эйнштейна к публичности существовала скорее в теории, нежели в реальности. Он мог, и на самом деле легко, избежать всевозможных интервью, заявлений, фотосессий и публичных выступлений. Те, кто действительно не любит публичность, не появляются вместе с Чарли Чаплином на красной ковровой дорожке перед премьерой одного из его фильмов.

“В нем было что-то, заставлявшее его радоваться фотографам и толпе”, – сказал писатель Ч. П. Сноу после знакомства с Эйнштейном. – В какой-то мере ему нравилось выставлять себя напоказ, играть на публику. Если бы этого не было, не было бы ни фотографий, ни толп поклонников. Нет ничего проще, чем избежать публичности. Надо только искренне этого хотеть”15.

Реакция Эйнштейна на лесть была столь же сложной, как и реакция космоса на гравитацию. Камеры и привлекали, и отталкивали его, он любил публичность и любил жаловаться на нее. Его двойственное отношение к славе и репортерам могло бы показаться чем-то необычным, если забыть о том, что многие знаменитые люди в сходной ситуации испытывали ту же странную смесь радости и изумления, антипатии и раздражения.

Одна из причин, почему в отличие от Планка, Лоренца или Бора Эйнштейн стал кумиром публики, состоит в том, что он хотел получить эту роль, мог ее сыграть и действительно сыграл. “Ученые, ставшие кумирами, должны быть не только гениями, но и актерами, умеющими давать представление перед толпой и получать удовольствие от ее рукоплесканий”, – заметил физик Фриман Дайсон (не имеющий никакого отношения к королевскому астроному) 16. Эйнштейн выступал перед публикой. Он охотно давал интервью, пересыпая их запоминающимися афоризмами, и отлично знал, как их подать.

Даже Эльза – или, возможно, именно Эльза – получала удовольствие от такого внимания. Она была цербером, охраняющим мужа, грозно рычащим и испепеляющим близорукими глазами всякого нежелательного, назойливого посетителя, пытавшегося пробиться к ее мужу. Но она даже больше, чем ее муж, получала удовольствие от того статуса и уважения, которые сопутствовали славе. Она стала брать плату с фотографов, делающих снимки Эйнштейна, а деньги направляла в благотворительные организации, помогавшие голодающим детям Вены и других мест17.

Сейчас, когда звездная болезнь проникла во все слои повседневной жизни, трудно себе представить, как сто лет назад приличные люди сторонились рекламы и презирали тех, кто пользовался ее плодами. Особенно это относилось к миру науки, где считалось неприличным привлекать внимание к своей персоне. Друг Эйнштейна Макс Борн сразу после наблюдения солнечного затмения опубликовал книгу по теории относительности. На фронтисписе ее первого издания он поместил фотографию Эйнштейна и его краткую биографию. Макс фон Лауэ, друживший с обоими, был шокирован и написал Борну, что для научной книги, даже научно-популярной, это не подходит. Пристыженный, Борн убрал из следующего издания и то и другое18.