Лимонов - Эммануэль Каррер

Гостиница «Винслоу» – прибежище тех русских (по большей части евреев!), кто, как и Эдуард, принадлежит к третьей волне эмиграции, случившейся в семидесятых годах. Этих горемык он способен распознать на улице даже со спины, по той ауре усталости и несчастья, которая от них исходит. Это о них он думал, когда писал статью, стоившую ему работы. В Москве и Ленинграде они были поэтами, художниками, музыкантами, доблестными андерами, сидевшими в тепле своих кухонь, а теперь, в Нью-Йорке, они моют посуду в ресторанах, работают малярами, грузчиками и тщетно пытаются, даже зная, что это неправда, верить в то, во что верили вначале, – что это все временно и что однажды их таланты будут признаны. И вот всегда в своей компании, всегда очень по-русски, они напиваются, жалуются друг другу, говорят о своей стране, мечтают о том, что им позволят вернуться, но им этого не позволят: они умрут в этой ловушке, оставшись в конечном счете в дураках.

Один такой персонаж живет в «Винслоу»: каждый раз, как Эдуард заходит его навестить, выпить стаканчик или занять пару долларов, ему кажется, что у этого типа есть собака, потому что в номере пахнет псиной, а в углу валяются изгрызенные кости и даже собачьи экскре менты.

Однако нет, никакой собаки – даже собаки у него нет, он издыхает здесь в одиночестве, днями напролет перечитывая несколько писем, полученных от матери. Или еще один: беспрерывно стучит на машинке, и еще ни разу ничего не опуб ликовал. Живет в постоянном ужасе, потому что уверен, что соседи имеют виды на его комнату. И бессмысленно ему объяснять, что эти страхи – химера, порожденная жизнью в СССР, где самая жалкая комнатенка – огромная ценность, и люди способны годами вынашивать планы сживания со свету соседей, чтобы наложить лапу на девять квадратных метров, где ютятся четверо. Бессмысленно объяснять, что в Америке так не бывает, а мучающие его страхи – не что иное, как фантомные боли, последняя связь с грязной коммуналкой, о которой он, не сознаваясь себе в этом, сожалеет до сих пор. И наконец, сам Леня Косогор, добрый Леня, который отмотал десятку на Колыме и гордится тем, что его имя фигурирует в «Архипелаге ГУЛАГ». Среди эмигрантов его называют «тот тип, о котором сказано у Солженицына», и поскольку десять лет – это больше, чем сидел сам Солженицын, Леня уверен, что он тоже мог бы написать о лагерях и стать богатым и знаменитым, но, разумеется, ничего не делает. С тех пор как он нашел Эдуарда на улице, без сознания, полуживого от холода, он его не оставляет – вершит благое дело. Возможно, помимо любви к ближнему, им движет тайное удовлетворение видеть валяющимся в грязи нахального и спесивого молодого человека, который раньше, опасаясь, что встреча с неудачником Леней приносит несчастье, не поворачивал в его сторону головы, делая вид, что не замечает. Возможно, ему приятно принять в братство лузеров наглеца, которого он отвел в вэлфер -центр, раздающий помощь неимущим, где Эдуарду назначили сумму в 278 долларов в месяц.