Лимонов - Эммануэль Каррер

Он не был до такой степени наивен, чтобы вообразить, что русский поэт испытывает к нему особо теплые чувства. Возможно, он верил, что тот к нему неплохо относится, и на деле так оно и было: Эдуард не считал его ни глупцом, ни мерзавцем. Против него лично он ничего не имел. Но он чувствовал себя рядом с ним как мужик, который служит барину и ждет своего часа, а когда этот час наступит, войдет с парадного входа в его красивое жилище, полное красивых барских вещиц, разграбит все богатства, изнасилует его жену, повалит барина на землю и станет бить его ногами, смеясь и торжествуя. Бабушка Стивена рассказывала, какой шок испытало дворянское сословие, увидев неистовства своих добрых слуг, таких преданных, таких верных и услужливых, проживших рядом всю жизнь, и Стивен, в свою очередь, испытал, по-видимому, такой же шок, прочитав книгу своего бывшего слуги. Почти два года он видел рядом с собой этого человека и испытывал доверие к нему – спокойному, приветливому, симпатичному, который в глубине души был его злейшим врагом.

Я представляю, как Стивен, читая книгу, вспоминал тот день – полностью стершийся из его памяти, – когда он спустил собак на своего слугу из-за брюк, в неудачный момент оказавшихся в чистке. Тот проглотил все, только побледнел лицом, на котором застыло по-азиатски бесстрастное выражение. Час спустя Стивен извинился, инцидент был исчерпан, и оба над этим посмеялись – во всяком случае, хозяин. Ему и в голову не пришло, что если бы скандал продлился на несколько минут дольше, его слуга сходил бы на кухню за ножом и перерезал ему горло от уха до уха, как поросенку (по крайней мере, так говорит сам Эдуард).

А день, когда был прием у важного чиновника ООН! Он жил в среднем из домов, выходящих в миллиардерский садик. Стивен по-соседски зашел на огонек. Выпил шампанского в саду, освещенном цветными лампочками, перекинулся словцом с дипломатами, поболтал с их женами, с конгрессменами , кое с кем из глав африканских стран. Но вот чего он не мог себе представить – да и как ему такое могло прийти в голову? – что сверху, из слухового окна его собственного дома, за происходящим наблюдает его слуга и что этот праздник сильных мира сего, куда ему никогда не будет доступа, привел его в такое бешенство, что он взял в подвале охотничье ружье хозяина, вынул его из чехла, зарядил и через оптический прицел стал следить за гостями в саду. Одного он узнал: видел его по телевизору. Это был Генсек ООН Курт Вальдхайм – тот самый, кого двадцать лет спустя обвинят в связи с нацистами. В этот вечер Стивен обменялся несколькими словами и с ним тоже. Когда они разговаривали, его слуга держал их на мушке. Когда они разошлись, он продолжал следить за Вальдхаймом, переходившим от одной группы гостей к другой. Палец все время держал на спусковом крючке. Это было ужасно соблазнительно. Если он выстрелит, то на следующий же день станет знаменитостью. Все, что он написал, будет опубликовано. Его книга «Дневник неудачника» станет культовой, библией для всех лузеров планеты, ненавидящих человечество. Он обдумывал эту мысль, балансируя на грани рокового поступка, как в любви балансируешь на грани последнего наслаждения. Потом Вальдхайм вошел в дом, а слуга, пережив момент горчайшего разочарования, сказал себе: «Ну, что ж, так даже лучше. Значит, еще не время».