Мир, который сгинул - Роберт Хайнлайн (1951)

Не пристреливают. Палят в джип, снова и снова. Ронни Чжан потряс бы головой и заявил, что тачку «безнадежно отпетушили в задний проход, и не чирикай, что петушат только в зад. Старый злой вояка знает и другие гнусные способы – лучше верь и моли Бога, чтобы я не начал показывать». Враги приближаются.

Они осторожны. Они не спешат и скоро меня найдут. Они двигаются к цели, будто играя в классики, – каждый на секунду замирает в укрытии, затем мчится вперед. Это слышно по звуку их шагов: топ-топ и топ-топ-шрр. Возможно, меня не убьют, если я буду безоружен, но пистолет я все равно не бросаю, потому что безоружного убить куда проще. Джип скрипит, когда один из солдат залезает внутрь; слышится шорох ножа. Так вот как все случится. Я вижу тень на фоне неба, и тень опускает голову. Я беззащитен. Они пришли за мной.

Джип Хепсоба открывает пулеметный огонь. Как сюда попали мои друзья, как меня нашли – загадка. Конечно, они могли просто уезжать из лагеря по главной дороге, но что привело их сюда именно сейчас, навсегда останется для меня тайной. Он стоит на пулеметной площадке фургона, в котором мы с Ли ездили на свидание. Рядом в маленьком танке едут Батист Вазиль и тощий парень из санитарной службы. Они спорят о преимуществах и недостатках французских танков, не забывая при этом решетить воздух дружественным пулеметным огнем и расчищать дорогу. Несколько лет назад их действия сочли бы противоправными. Открывать огонь из оружия пятидесятого калибра по людям было запрещено Женевскими конвенциями. Иначе говоря, если вы хотите убить кого-то из такого оружия (например, из снайперской винтовки «Баррет», теперь состоящей на вооружении морской пехоты и коммандос), сперва подстрелите его машину, чтобы она взорвалась. Это достойный способ убить человека, а просто снести ему голову – уже военное преступление. Когда я учился в Джарндисе, этот очаровательный пример старомодного рыцарства решили исключить из военных законов, против чего я выступал на демонстрациях и о чем меня подробно расспрашивал Джордж Лурдес Копсен (ныне покойный), когда я сидел на электрическом стуле. Теперь я с упоением чувствую, как воздух пульсирует от негуманных пуль, потому что без них я бы уже умер.

Тени оседают на землю и ныряют в укрытия. Фургоном Джима Хепсобы управляет Энни Бык, Гонзо ведет второй. Ли сидит рядом, крепко вцепившись в дробовик. Она подстреливает пару-тройку вражеских солдат и яростно рычит. В какой-то миг я могу поклясться, что вижу за ее спиной ангельские крылья. Моя любимая. Моя свирепая, губительная красотка. Один из нас должен быть опасен. Я так горд, что это она.

Игон Шлендер втаскивает меня в фургон. Только тут я сознаю, что меня ранили, – на миг в груди просыпается странная надежда, но нет, это опять не пуля. Из бедра торчит тонкий клинок, и, судя по гадкому, явственному скрежету, прошибающему всю ногу и скрипящему на зубах, засел он в кости. Мерзкий кинжал – штучка из арсенала солдат вроде Гонзо. Он сделан из керамического материала, который не фиксируется металлодетекторами. Солдат среднего телосложения может прикрепить штук пять таких кинжалов к ноге и при необходимости метнуть в неприятеля. Они летят прямо, и даже кевларовый бронежилет им не помеха – острие проникает между отдельными волокнами, а не пытается пробить их все разом, как пуля. Отдельные беспринципные личности, промышляющие мокрым делом на гражданке – не на войне, даже смазывают долы ядом, но к клинку, гордо торчащему из моей ноги, это не относится, раз я еще жив.