Мир, который сгинул - Роберт Хайнлайн (1951)

У Кемнер есть оранжевый враг, ну или, по крайней мере, оранжевый не-друг. Это означает, что у меня появился оранжевый возможно-друг. Он мне подмигнул? Вполне вероятно. Хочется встать и заглянуть ему в глаза. Тут оранжевый показывает мне обе руки. (Как он там вообще держится? Может, ему помогают оранжевые друзья? Или он зацепился ногами. Наверно, у него длинные оранжевые пальцы. Фу.) Стучит себя по запястью, как бы показывая на часы, и снова поднимает обе руки, разводя пальцы в стороны. Десять. Десять минут? Десять секунд? Десять часов? Если так, то по какому времени – зулусскому или местному? Оранжевый втягивается обратно на чердак, в воздухопровод или что у них там сверху. Я остаюсь наедине с молотком, как вдруг слышу, что к бару идет человек. Я слишком долго пялился на оранжевого. Теперь мне надо действовать быстро – так, будто я не ранен. Может, в этом вся соль? Беги быстро, как борзая! Прямо сейчас. Да. Сейчас.

Наконец мой внутренний Джим Хепсоба берется за дело, и я начинаю двигаться. Боль непередаваемая. С рукой все нормально. Она сломана, но ничего не чувствует. А вот левый глаз вот-вот лопнет. Ой-ой. Он сделан из голубого огня, а рука по ощущениям расплывчатая. Сворачиваю за угол, залетаю обратно на склад. Я только что промчался, как ветер, по бару и подсобке, пользуясь сломанной рукой так, будто она цела, чувствая скрип костей и общую дурноту, но не обращая на это внимания. И вот теперь я вручаю молоток Джиму Хепсобе (Гонзо выглядит обиженным), он срывает с себя рубашку, чтобы заглушить шум, и начинает выбивать из стены стальной шнур. Через минуту все свободны, хотя безоружны и в наручниках. Я рассказываю им про оранжевого. Десять? Десять чего? Гонзо думает, что минут. Тобмори Трент освобождает Игона, а потом они с Ли как могут облегчают мои страдания: кладут руку в косынку из моей же рубашки. У Ли теплые пальцы, и я прижимаю ее ладонь к своему глазу. Помогает. Мы устраиваем короткий военный совет, во время которого все по очереди держат Игона, потому что он весь трясется и нуждается в любви, а мы никого не бросаем, ни физически, ни духовно, ведь мы – это мы и всегда будем собой. Тобмори Трент разбивает наручники.

В наличии: один стальной шнур. Один молоток. Два железных штыря. Один разъяренный, но безоружный отряд спецназа. Три медика, один офицер тылового эшелона, несколько рядовых с навыками вождения, мелкомасштабного строительства и закалывания людей. Гонзо указывает на стену. Он приставляет к ней штырь, Джим Хепсоба размахивается. Сыпятся камни. И еще, и еще, и еще… В дырку проникает луч света. Стены не задумывались прочными. Джим жестом велит Салли Калпеппер запереть дверь вторым штырем. Она тут же это делает. А потом все происходит очень быстро: Гонзо выглядывает в дыру и кивает. Они с Джимом прорубают в стене узкую брешь, и мы друг за другом выползаем на улицу, где оказываемся среди разбитых ящиков и прочего мусора.