Мама на выданье - Даррелл Джеральд (1996)

— Наш любимый капитан ушел из жизни,— продолжал я.— Это был милейший, добрый человек, нам будет страшно его не хватать. А сейчас попрошу вас поднять бокалы и выпить, поминая этого чудесного человека, однако в то же время попрошу вас запомнить три вещи. Во-первых, капитану отнюдь не хотелось бы, чтобы мы страдали, ибо он делал все, чтобы мы были счастливы.

Миссис Мидоусвит громко всхлипнула, но остальные леди зашикали на нее, чему я был только рад.

— Во-вторых, я внимательно наблюдал за ним и могу заверить вас, что он умер, не испытывая никаких мук. Не такой ли смерти мы пожелали бы своим самым дорогим и близким, да и самим себе, когда пробьет этот час?

Я услышал утвердительные возгласы.

— В-третьих, когда все вы отправились на берег, я позавтракал вместе с капитаном, и в разговоре со мной он признался, что благодаря вашему присутствию на борту его последнее плавание явилось для него особенно отрадным и памятным. Более того, он подчеркнул, что затруднился бы ответить, спроси я его, какая из дам пришлась ему больше по душе.

Послышался шепот, выражающий удовлетворение и гордость.

— Итак, выпьем за нашего друга капитана, которого мы никогда не забудем.

— Никогда! — дружно подхватили дамы.

Мы выпили, и я подал бармену знак, чтобы налил еще по одной. Наконец дамы под сильным хмельком, но уже не так истерично настроенные, разбрелись по своим каютам. Я собирался последовать их примеру, когда рядом со мной вдруг возник старпом. Вот уж кого мне сейчас отнюдь не хотелось видеть... Утешая дам, я сам с трудом удерживался от проявления своей скорби.

— Я сделал, как вы сказали, сэр,— сообщил старпом.

— Хорошо,— сухо отозвался я.— Хотя мне не понятно, зачем вы мне докладываете об этом. Теперь вы капитан, черт возьми.

— Да, сэр, и его вдова пожелала, чтобы он был похоронен в своем родном городе.

— Ну и? Доставьте его туда.

— Да, сэр.— Он помолчал, глядя на меня все такими же ничего не выражающими глазами, потом добавил: — Я весьма сожалею о случившемся. Капитан был мне очень симпатичен.

— Мне тоже,— устало произнес я.— Это был милейший, добрый, славный человек, такие теперь не менее редки, чем единорог.

— Чем кто, сэр?

— Неважно. Я пошел спать. Спокойной ночи.

К утру дамы более или менее пришли в себя. Кто-то всхлипывал, кто-то вытирал слезинки, но, превознося многочисленные достоинства капитана, о нем говорили уже в прошедшем времени.

Пароход покрывал милю за милей в голубых пустынных водах (пустынных, если не считать резвящихся, точно школьники после уроков, дельфинов, которые то и дело затевали танцы вокруг нашего судна), и с каждым днем тановилось все жарче. Миссис Мидоусвит и миссис Фарзингэйл обгорели на солнце, уснув в своих шезлонгах, у миссис Мэлрепоуз прихватило сердце, пришлось отнести ее в темную каюту и обложить холодными компрессами, в остальном же ничего особенного не происходило. Выросший под небом Греции, я чувствовал себя великолепно, купаясь в солнечных лучах и приобретая загар, способный вызвать зависть у друзей. Однако в конце концов палящий зной и меня загнал в прохладную сумеречную каюту, куда ко мне вскоре наведался бывший старший помощник.

— Извините, что беспокою вас, сэр,— сказал он,— но у меня проблемы с капитаном.

Его слова ошеломили и озадачили меня, ибо я уже привык думать о нём как о капитане.

— Вы хотите сказать — у вас проблемы с вашим бывшим капитаном?

— Да, сэр.— Он неловко переступил с ноги на ногу, потом выпалил: — Он становится неприятным.

Что он такое несет?

— Как это понимать — неприятным? — спросил я.— Он ведь мертв.

Бывший старпом оглянулся по сторонам, как бы удостоверяясь, что нас никто не подслушивает.

— Он начинает... как бы это сказать... в общем, он начинает пахнуть,— сообщил бывший старпом приглушенным голосом, как будто произнес богохульство.