Мама на выданье - Даррелл Джеральд (1996)

Недурно начинать день с омлета. Я обычно съедал две порции, после чего уписывал четыре-пять тостов, густо намазанных медом из наших собственных ульев. Чтобы меня не сочли обжорой, спешу объяснить, что потребление такого количества тостов с медом было сродни слушанию лекции по естественной истории или участию в археологических раскопках. Ульями заведовал муж Лугареции, щуплый мужчина, по лицу которого можно было подумать, будто он несет на своих плечах непосильное бремя забот; да так оно, собственно, и было, в чем всякий мог убедиться, проведя десять минут в обществе его супруги. Когда он извлекал из наших пяти ульев тщательно припасенный пчелами фураж, они жалили его так нещадно, что ему несколько дней приходилось отлеживаться в постели. И во время пчелиных атак он неизбежно ронял соты на землю, где они становились бесподобными липкими ловушками для снующих поблизости насекомых. Как ни старалась мама процеживать мед, прежде чем подавать на стол, в нем всегда таилась небольшая интересная зоологическая коллекция. А потому намазывать хлеб пахнущим мускусом золотистым лакомством было все равно что плавить янтарь, в коем можно найти все, что угодно — от крохотных мошек и гусениц до жуков и многоножек. Однажды меня обрадовала находка уховертки неизвестного мне вида. Словом, завтрак был в биологическом смысле чрезвычайно интересной трапезой. И меня весьма огорчало, что остальные члены семьи совершенно не интересуются зоологией и отнюдь не разделяют моих восторгов по поводу содержащихся в меде сокровищ.

Именно за завтраком знакомились мы со своей почтой, которая поступала (если вообще поступала) раз в неделю. Я писем не получал, но возмещал этот изъян чтением журнала «Животные и зоопарки» и прочих ученых трудов, повествующих о «Приключениях черной красавицы Ринтин-тин» и прочих зоологических героях. Пока мы ели и просвещались, каждый читал избранные места вслух для Других членов семейства, коим, естественно, было не до того, чтобы слушать.

— Мэрдок вздумал опубликовать свое жизнеописание,— с презрением в голосе сообщил Ларри.— Как мало надо прожить на свете, чтобы обрушивать свою автобиографию на головы ничего не подозревающей публики! Ему, наверно, нет и двадцати пяти. Можно мне еще чая?

— В одном швейцарском зоопарке у носорогов родился детеныш! — с ликованием докладывал я родным.

— В самом деле, милый? Я рада за них,— отзывалась мама, листая каталог семян.

— Тут сказано, что снова входят в моду рукава с буфами и жесткая отделка кисеи,— объявляла Марго.— Давно пора...

— Конечно, дорогая,— говорила мама.— Уверена, цинии хорошо примутся тут у нас. На клумбе сразу за уль-ями; Там хватает тепла.

— Бьюсь об заклад, за мою коллекцию кремневых ружей можно выручить целое состояние в Англии. Там платят безумные деньги за всякую дрянь,— просвещал Лесли глухую к его словам аудиторию, листая свой каталог оружия.— На днях я купил тут одно за двадцать драхм — в Англии за него дали бы не один фунт.

Как ни странно, хотя, казалось бы, каждый был поглощен изучением своей почты, вибрирующие щупики все улавливали, бракуя большую часть из того, что говорилось, и превращая нас в негодующее сборище, если кто-то произносил нечто неподобающее. В это утро всех завел Ларри — точнее, он поджег шнур, ведущий к пороховой бочке.

— Ух ты, здорово! — радостно воскликнул он.— Антуан де Вер собрался погостить у нас.

Мама воззрилась на него поверх очков.

— Послушай, Ларри,— сказала она,— мы только что избавились от пачки твоих друзей. Я не желаю принимать новую ораву, это уже чересчур. Просто сил не хватает, и готовить надо на всех, и тут еще Лугареция со своими ногами, и все такое прочее.

Ларри обиженно уставился на маму.

— Я вовсе не прошу тебя жарить для Антуана ноги Лугареции,— заявил он.— Уверен, они вовсе не съедобны, если все, что она про них говорит, правда.

— Ларри, знай меру,— строго заметила Марго.