Ее гнев начал стихать.

– Да, пожалуй.

Она посмотрела на часы. Была половина одиннадцатого.

– Идем точно по графику. Давайте поговорим с Османом.

* * *

Меган потребовалось семь часов, чтобы взять показания у остальных свидетелей. К тому времени, когда она позволила Масу встать со стула, она была совершенно вымотана, но довольна. Показания пролили новый свет на умы и личности обвинителей Исмаила, высветив общий пункт в их рассказах, – тот, где вымысел начинал сливаться с фактом: запуск военного вертолета.

Из всей группы Осман был наименее красноречивым и самым незрелым. Когда она задавала ему вопросы, периоды задумчивого молчания чередовались у него с бурными всплесками разговорчивости. Сондари оказался милым застенчивым подростком, чей рассказ разбил ей сердце. Он не желал отправляться с пиратами на дело; ему хотелось учиться в школе. Но его мать была слишком бедна, чтобы прокормить пятерых его братьев. Он украл пистолет у друга и присоединился к команде Гедефа в последнюю минуту. Мас был более расчетлив, чем другие, и более сдержан. Он отвечал на ее вопросы спокойно, глядя ей прямо в глаза. Кроме того, он, похоже, был единственным, кого не запугал Исмаил, с которым он постоянно обменивался взглядами во время дачи показаний.

Именно улыбки выдавали их игру. Когда Сондари говорил о выстрелах, он буквально весь светился. Осман вышел из своего нервозного состояния и тоже улыбнулся ей, хотя и не столь охотно. Даже Мас раз или два показал свои зубы, но только тогда, когда она задала ему вопросы, заставшие врасплох Дхуубана. Сондари и Осман предположили, что Исмаил стрелял в Дэниела и Квентина из одного и того же оружия. Но Мас заявил, что ничего об этом не знает, потому что, борясь с Исмаилом, не мог рассмотреть все как следует. Кроме того, он дал уклончивый ответ на вопрос о местонахождении лодки.

– Всем командовал Афиарех, – сказал он. – Я не знаю, куда он нас вез.

«Чушь», – написала Меган в блокноте.

Когда Мас вышел из комнаты со своим адвокатом, Меган посмотрела на Элдриджа Джордана.

– Мы можем поговорить?

Джордан кивнул. Афроамериканец лет за тридцать, с овальным лицом и живым взглядом, он был выпускником Принстона и юридического факультета Виргинского университета – тип амбициозного прокурора, которому рано или поздно суждено стать судьей. Они заняли свои места в зале заседаний, и Меган сразу перешла к делу:

– Элдридж, я очень вас уважаю. Я уважаю Клайда. Но показания пиратов не согласуются. Они говорят по заготовленному сценарию. Они следуют ему, пока не заходят в тупик, после чего начинают импровизировать. В Дэниела и Квентина стреляли из разного оружия. Утверждать, что Исмаил был единственным стрелком, просто бессмысленно.

Джордан сложил ладони домиком.

– Была драка. Он выпустил из рук автомат и подобрал другой. Если бы оружие было у нас, мы могли бы получить отпечатки пальцев, но оно лежит на дне океана. Все, что у нас есть, – это устные показания. И прямо сейчас ваш подопечный соглашается с ними. Он не отрицает, что именно он нажал на спусковой крючок.

– Вы заметили, как все они начинали улыбаться, как только речь заходила о стрельбе? – спросила она. – Сомалийцы всегда улыбаются, когда нервничают.

Взгляд Джордана потемнел.

– Если ваш подопечный хочет еще что-нибудь сказать, мы готовы его выслушать. Но сейчас наша теория – единственное, что согласуется с имеющимися показаниями. Пусть присяжные решат, правы мы или нет.

Меган покачала головой, зажатая в тиски между подзащитным, не желающим говорить, и системой, отдающей его судьбу в руки двенадцати обычных людей, не имеющих юридического образования и не знающих о Сомали ничего, кроме страшилок, увиденных в новостях.

– Я дам вам знать, если что-нибудь изменится, – сказала она и направилась к двери.

Ясмин

Средняя Джубба, Сомали

Конец апреля 2012 года