Слезы темной воды - Корбан Эддисон (2015)

За час до рассвета в каюте было темно, как в могиле, лишь свет далеких звезд сочился сквозь иллюминаторы. Дэниелу не спалось. Его с Квентином запихнули на койку, в которой едва хватало места одному, но не дискомфорт мешал ему заснуть. Ванесса. Ее голос, нежный, как шелк, но и преисполненный чувств, произносящий слова, в которые он не мог поверить: «Я купила билет на самолет. В Кейптаун. На Рождество. Я снова играла Бетховена. По памяти. Ты ведь просил меня сделать это. И поэтому ты должен там быть. Хорошо?» Что с этим делать, он не знал, поэтому просто держал их в уме и прислушивался к ним.

Глядя, как поднимается и опускается грудь Квентина, Дэниел вспомнил его рождение. Случилось это неожиданно, так же, как зачатие. На свет он появился на три недели раньше срока, и они не были к этому готовы. Детская не закончена, кроватку еще не привезли, в юридической фирме отпуск Дэниелу давали только в следующем месяце. Он вспомнил, как Ванесса проснулась рано утром и положила руку ему на грудь. «Кажется, у меня схватки», – прошептала она, и он тут же засуетился, забегал так, будто опаздывал на важное собеседование, которое изменит всю его жизнь. За пятнадцать минут они добрались до больницы, но схватки продолжались тридцать часов. Он до сих пор видел боль и отчаяние на ее лице, когда сестра наконец сказала, что она может начинать тужиться. Ванесса схватила его руку и вдавила ногти в его плоть. «Я не хочу это повторять, – сказала она. – Обещай мне». И он пообещал. Тогда это решение не казалось им преждевременным, ведь они оба были почти детьми. Все, что они имели, они вложили бы в ребенка. «Мы и не догадывались, насколько трудно быть родителями, – подумал он. – Но теперь я не представляю этого мира без него».

Дэниел обратил мысли к другой вещи, теребившей краешек его сознания, – к тени, которую он увидел ночью, поднимавшейся по трапу и крадущейся к штурвалу. Луна тогда была закрыта облаками, но он увидел достаточно, чтобы узнать в темной фигуре Афиареха, или Ибрахима, или как он там себя называл сегодня. Он услышал, как на автопилоте нажимаются кнопки, и почувствовал поворот налево. Еще он почувствовал легкий рывок и внезапное ускорение, как будто яхта избавилась от груза. «Лодка, – рассудил он. – Он ее отвязал». Почти сразу пират проскользнул обратно тем же путем, которым пришел, и скрылся из виду.

Он не мог решить, что сулили ему эти действия Афиареха, добро или зло. Предыдущий день прошел крайне неудачно. Учения военных разворошили пиратское осиное гнездо и накалили и без того напряженную обстановку на яхте до такой степени, что Дэниел почти чувствовал запах страха сомалийцев. Даже Афиарех вышел из себя и начал размахивать «калашниковым», как какой-нибудь дикарь. Когда он выстрелил во второй раз, оружие находилось так близко возле уха Дэниела, что он потом еще час ничего не слышал.

Страх достиг апогея, когда Афиарех что-то заметил в бинокль. Дэниел до сих пор не знал, что это было, но он видел, как потемнели глаза сомалийцев, как они загалдели и нацелили автоматы на невидимую угрозу. Афиарех снова взял командование на себя. Язык у него был хорошо подвешен, и он сумел успокоить их, но потом ему воспротивился Мас, глаза которого горели непокорством. В конце концов Афиарех взял верх, а Мас отступил, но эта стычка оставила Дэниела в недоумении, как и все, что произошло потом: тон, которым Афиарех разговаривал с Полом, его внезапный интерес к спутниковому телефону, звонок в Аннаполис с требованием выкупа, полуночное изменение курса и избавление от лодки.

Что за игру затеял пират?

* * *

Дэниел вздрогнул и проснулся от тяжелых ударов в дверь. Он посмотрел на Квентина и понял, что все-таки заснул. В каюте уже было светлее, звезды исчезли с неба. Он выбрался из спального мешка и поставил ноги на деревянный пол. Голова, обычно такая ясная ранним утром, не соображала, как с похмелья. Открыв дверь, он оказался лицом к лицу с Афиарехом.

– Вставай, капитан. Пора снова звонить твоей семье.