Берег холодных ветров - Корнилова Веда, Корнилова Людмила (2014)

А впрочем, не стоит сейчас вспоминать о чем-то подобном — оно того не стоит, в семейства бывшего мужа и без нее разберутся, кому достанутся эти дорогие безделушки. Куда важнее другое; как себя сейчас чувствует Кириан? В течение дня женщина запрещала себе даже думать о сыне — дорога и без того тяжелая, а если при том вспоминать и ребенке, то станет еще тяжелее. Однако сейчас, когда наступил недолгий отдых, мысли об оставленном в монастыре сыне стали терзать с новой силой.

— О чем задумалась? — как видно, Мейлард наблюдал на ней.

— Да так… Кириана вспомнила.

— Понимаю, но ты не беспокойся: зная свою родственницу, могу с уверенностью сказать одно — сейчас с парнишки глаз не спустят. Говорю же: мы с тетушкой ежемесячно пишем друг другу письма, так что ее характер я себе хорошо представляю.

— Если я правильно поняла, то настоятельница — сестра твоей матери?

— Да, младшая сестра.

— Мейлард, ты, конечно, извини меня за бестактный вопрос, но что случилось с твоей матерью? Ты упоминал, что она покончила с собой, но что явилось тому причиной? Нет, я не настаиваю — если не хочешь, то и не отвечай!

— Почему же, можно и сказать… — Мейлард немного помолчал. — Причину, по которой мать ушла из жизни, понять так и не смогли. У нас была прекрасная семья, можно сказать, образцовая, родители были искренне привязаны друг к другу, все шло хорошо, мать незадолго до своей смерти обрадовала всех известием о том, что ждет еще одного ребенка — и вдруг такое! Она отравилась… В предсмертной записке была всего пара слов, адресованных отцу «Милый, прости…». Мать всегда так обращалась к отцу, когда хотела ему сообщить что-то очень неприятное. Еще рядом с ней валялся пустой пузырек из-под яда… Все это случилось в нашем столичном доме, и, наверное, потому, после похорон матери отец не желал там оставаться. Он мотался по всем нашим имениям, занимаясь хозяйством лучше любого управляющего — я уже говорил, что у нашей семьи имеются обширные земельные угодья, где хватает и леса, и пушнины, и небольших шахт… Отец постоянно таскал меня за собой, не желая расставаться со мной ни на день, и словно опасаясь, что и меня скоро не будет на свете. Ты спрашивала меня, откуда я знаю многое из того, чего столичному щеголю знать не стоит? Так вот, в тех самых лесных местах я и нахватался много чего…

— Я понимаю.

— Сомневаюсь… — чуть скривил губы парень. — Сколько лет прошло с того страшного дня, когда мать нашли мертвой, а я все еще не могу равнодушно говорить об этом. Да и мой отец до последних дней своей жизни так и не смог примириться с произошедшим — он очень любил мать. Так и не женился вновь… А еще он так и не понял причины, по которой его жена решилась уйти из жизни. Мне же по сей день кажется, что в основании этой истории лежит что-то не то. Моя мать относилась к числу людей, у которых нет врагом — добрая, внимательная, с легким характером, никогда не была любительницей интриг…

— Сочувствую.

— Спасибо. Знаешь, в моих воспоминаниях, несмотря ни на что, мать по-прежнему остается доброй, нежной и прекрасной. Конечно, ее облик уже несколько стерся из моей памяти — все же фамильные портреты на стене и миниатюры в медальонах не передают полного обличья человека, и потому мы со временем дорисовываем недостающее в своем воображении. Наверное, потому и я, увидев Глерниту, решил, что она здорово смахивает на мою мать — такая же милая, кроткая и беззащитная. А уж эта игрушечная собачка, которую она постоянно таскала с собой, ее детский лепет и постоянно распахнутые наивные глаза — все это окончательно создало у меня убеждение, что лучше и чище этой девушки нет никого на свете.