— Тогда тоже был праздник окончания сбора урожая, и мы с ним ходили по ярмарке. День был замечательный — легкий морозец и солнце, вокруг шумела веселая толпа… Он тоже купил нам обоим сладкие крендельки, которые ему насыпали на капустный лист. Мне по сей день кажется, я в жизни не ела ничего вкуснее тех крендельков. Увы, но ни он, ни я тогда еще не знали, что это был последний день, который мы провели вместе… И вот, когда я прошлой осенью смотрела на вас, то вдруг на меня нахлынуло то пронзительное чувство счастья и радости, которое, как я считала, навсегда осталось в прошлом. Вы можете мне не верить, но на несколько невероятно долгих мгновений я снова стала шестнадцатилетней, влюбленной и безумно счастливой, а еще бесконечно уверенной в том, что жизнь не только прекрасна, но и будет такой вечно, я и тот парнишка — мы навсегда останемся вместе, и нас никто никогда не разлучит… За такие воспоминания я бы отдала все, что угодно.

— А что же случилось потом? — вырвалось у Айлин. — Ну, с вашим женихом?

— Парнишка был из состоятельной купеческой семьи, и там вовсе не горели желанием заиметь в родне внучку колдуньи, а ни о какой другой невесте он и слушать не хотел. Нравы в том семействе были довольно суровые, ослушников в ней не любили, и потому уже на следующий день после той ярмарки парнишку отослали едва ли не на другой край страны — дескать, поживешь в тех местах пару лет, торговлю наладишь, а там поглядим… Знаете, мы даже попрощаться не успели, вернее, нам просто не позволили это сделать. К сожалению, через год в тех местах случился мор, ну и… Его, как и очень многих умерших от той болезни, наспех похоронили в общей могиле, что же касается меня… В общем, через несколько лет я вышла замуж. Что еще сказать? Мой муж был неплохим человеком, я его уважала. Он, считаю, тоже хорошо ко мне относился, только вот той сумасшедшей и всепоглощающей любви, какую я испытала в юности, от которой хочется летать, петь, и дарить радость всем вокруг… Подобного у меня больше никогда не было. Впрочем, такие чувства встречаются всего лишь раз в жизни, и повториться они не могут.

— Я вас понимаю…

— Спасибо… — кажется, знахарка сумела справиться со своими эмоциями. — Знаете, почему я вам все это рассказываю? Просто тогда, на ярмарке, вы, сами не зная того, дали мне возможность не только вновь испытать те неповторимые чувства юности, но я еще и словно увидела рядом с собой того парнишку, его лицо, улыбку… За прошедшие годы его облик несколько стерся из моей памяти — и вдруг он предстал передо мной, словно живой! Стоял рядом, смотрел на меня и улыбался, как в тот день… Подобное почти никому не дано, но тогда я словно вернулась в те невероятно счастливые и безоблачные дни, когда пела душа и радость просто рвалась из сердца. Если честно, то я даже представить себе не могла, что такое возможно… И пусть эти потрясающие воспоминания продлились всего лишь несколько мгновений, но я все еще не могу забыть о них, да, если честно, и не хочу этого делать. А еще я понимаю, что в долгу перед вами за то, что вы, пусть даже не понимая того, сумели ненадолго вернуть мне те потрясающие ощущения светлого счастья, которые все еще со мной.

Знахарка вновь замолкла — как видно, вновь старалась стать все такой же спокойной и рассудительной, но на это ей понадобилось какое-то время.

— Вот что… — через какое-то время заговорила Касиди. — Я умею быть благодарной. К сожалению, мне не по силам помочь в вашей беде, но хотя бы на недолгое время сумею поставить защиту вашему малышу. Дней тридцать он будет прежним, таким же, каким был до того, как перетянул на себя эту порчу, а остальное зависит только от вас.

— Остальное?

— Да. Кое-что я вам все же подскажу, посоветую, что делать, хотя это и будет нарушением некоторых правил, установленных среди нас…