Моя сказка (СИ) - Джиллиан (2015)

— Пока меня ждёшь, подумай вот о чём: будешь ли ты для его высочества травницей или останешься травником. Подожди! — подняла она руку, едва Синд хотела возразить. — Это и впрямь надо решать именно сейчас. Иначе ты не сможешь ходить с нами, в компании. А как ты собираешься сдавать принцу экзамен? Осталось всего несколько месяцев, семестр — ещё немного и закончится сессией. Надо решать это быстро ещё и по той причине, что всё это может здорово запутаться. Ты разозлишь принца. А на экзамене предубеждённый преподаватель — сама понимаешь, что такое. Ну, я побежала!

Синд глядела вслед Мартине, быстро уносящейся от леса, и улыбка медленно исчезала, преобразуясь в горечь. Тяжело, когда приходится складывать губы определённым образом и насильно заставлять их изображать улыбку… Из сумбурного рассказа подруги девушка пока вычленила два события: приезжает мачеха — и она, Синд, будет виноватой в том, что произошло… Земля под ногами покачнулась, пришлось сесть на землю… Есть и хорошее. У неё теперь, если верить Мартине, будет собственная комната, а значит, можно будет наконец-то приносить в неё травы, сушить их, составлять сборы… А в это время… Синд с трудом заставила себя не разреветься. Нельзя. И потому что нос будет болеть, и потому что она, Синд, должна быть сильной. Она переживёт унижение, которому подвергнет её мачеха. Может, даже издевательства. Надо перетерпеть. Надо пережить. Лишь бы остаться учиться здесь.

Травы словно поняли… Даже несчастный нос, всё ещё по ощущениям опухший, уловил волну запахов, пряных и сладких, горчащих, но ласкающих даже подпорченное обоняние. Синд прерывисто вздохнула и огляделась. А потом — повернула голову, а прямо перед тем же многострадальным носом — ромашка. Синд осторожно сняла раскрытую корзинку соцветия с выпуклым жёлтым холмиком серединки и бережно растёрла в ладонях. Вдохнула раз, другой… Сложно успокоиться сразу. Алхимикам легче: они готовят снадобья, которые угнетают… Но резкая ромашковая горечь всё же привела девушку в себя, а цветочные эфирные масла, кажется, чуть-чуть, но пробили заложенность разбитого носа. Синд машинально огляделась, машинально поднесла к носу ладонь с растёртой корзинкой — и замерла: перед нею покачивался жёсткий стебель календулы с ярко-оранжевым цветом. Странно: самая опушка, а травники не заметили?

Когда через полчаса Мартина вернулась, она засвистела от удивления: подруга бродила вокруг целой кучи травных и цветочных охапок, собирая ещё какой-то изысканный букет из длинных жёстких стеблей невзрачных белых и едва жёлтых цветов.

— Что это?

— Это тысячелистник, а это — зверобой.

— Нет, я поняла. Эти травки я знаю, но зачем они тебе? Никогда раньше я не видела тебя собирающей травы!

— Потому что мне некуда было собирать, — объяснила Синд. — Теперь, когда у меня есть своя комната, я собираюсь быть жадной-прежадной! — И засияла от счастья.

— Ну вот, а ты боялась идти к общежитию! — следом засмеялась Мартина. — Держи! Это мой старенький жакет, не бойся, если с ним что-то случится. В кармане, закрытом на пуговку, твоя стипендия. Купи себе обувь. А потом…

— Ты думаешь, что я здесь останусь? — с тревогой спросила Синд. Она натянула жакет и быстро засучила низ штанин. — После всего, что случилось?

— Синд, — кряхтя под грузом поднятых «веников», ответила Мартина, — не думай обо всём этом. Живи! И радуйся, когда случается что-то хорошее. Дерись, когда есть возможность. Сопротивляйся, когда идут наперекор, но есть силы. Обращайся к друзьям, если не справляешься сама!

— Если бы всё было так просто, — вздохнула девушка, взваливая на плечо целую копну оставшихся «веников». И перехватила проницательный взгляд Мартины. — Ты что?