Лесная герцогиня - Вилар Симона (1997)

Гизельберт ничем не обнаружил внезапного волнения. Если Меченый ездил в Льеж, он мог знать, что канцлер Ратбод всюду разыскивает жену своего герцога. Стал осторожно расспрашивать, когда в последний раз Эврар бывал в Льеже. Ответ его успокоил. Оказывается, Меченый и не доезжал до главного города епархии Стефана. Продавал собак для него в небольшом монастыре на реке Урт. Невольно перевел дыхание, рассмеялся.

– Что ж, если вы не продаете собак, то позвольте хоть поохотиться с ястребами.

На охоту с птицами он ушел только с Эммой. Вдвоем. Эврар не сразу заметил это. Завтра день Святого Мартына, надо было отобрать скот для убоя. А когда вышел из сарая, заметил силуэты Эммы и принца с птицами уже у самого леса. Кинулся вдогонку. Тщетно. Едва заметив преследующего их мелита, они поспешили скрыться, попросту убежали.

Эврар одиноко стоял под моросящим дождем. Позвал, отклика не было. Уже тронулся назад, когда заметил приближающихся к нему Гильдуэна и близнецов. Их взгляды не понравились ему. Но тут на тропинке из леса появились возвращающиеся в селение охотники. Несли на плечах привязанную к жерди мертвую косулю. Гильдуэн и близнецы приблизились к ним, разглядывали добычу, смеялись. Эврар какое-то время глядел на них, потом вернулся в усадьбу. Герлок стояла на галерейке, закутанная в плащик из шкур дикой кошки. Вид у нее был невеселый.

– Мама ушла. Теперь она все время с братцем, а я… – она горестно вздохнула.

Эврар глядел на нее и неожиданно заволновался. Ведь до появления Герлок-Адели Гизельберт был единственным наследником Ренье. Вряд ли он обрадовался, узнав, что у отца есть еще ребенок. Хотя и дочь. И непризнанная дочь. Сомнительно, что Гизельберту захочется прилюдно объявить о своей сестре, и вовсе невероятно, что захочется делиться наследством. Значит, все его благородные речи о том, что, памятуя о грустной судьбе приезжей герцогини, он возжелал восстановить справедливость и объявить об Эмме, не имеют под собой реальной подоплеки. Что же тогда нужно этому волчонку?

Эмма и Гизельберт вернулись в усадьбу после полудня. Без дичи. Мокрые и счастливые. Глупо улыбались друг другу. Одного ястреба с ними не было.

Эврар в ярости затащил Эмму за амбар.

– Что, уже спарилась с ним, сучка?

Он едва не ударил ее. Она разозлилась.

– Какое тебе дело, Меченый? Ну, если хочешь знать, не было ничего. Не рогат твой герцог, не рогат! Однако, смею заверить, я-то уж постараюсь украсить его лысое темя парой ветвистых отростков!

От пощечины она едва не отлетела к стене. Задохнулась от возмущения.

– Ты не имеешь права!

Да, он не имел. И Ренье сам выгнал Эмму, но Эврар злился, сам не зная на что. И резко стал выговаривать Эмме за потерю птицы. Самую лучшую ведь утеряли.

– Иди поищи ее у белой скалы, – выпалила Эмма. – Была у меня забота лазить за ней по уступам.

– Пойду, – прошипел, топорща усы, Эврар. – Ночь проведет в лесу, совсем одичает. Мне птица дороже тебя. Видеть тебя не могу!

Он ушел, захватив вабило[22]. Шел быстро, не оглядываясь. Ко всем демонам!.. Он злился на Эмму, на птицу, на себя за то, что не сумел дать понять Эмме, что ей нечего ждать от Гизельберта. Пробирался по сырому притихшему лесу, пока не вышел к скале на склоне горы. Птицу заметил сразу. Сидела, мокрая и нахохлившаяся, на выступе, среди цепляющихся за скалу молоденьких деревьев поросли. Эврар даже умилился, увидев ястреба. Он любил свою живность. Когда-то любил своих лошадей, теперь любил своих псов, своих птиц. А этого, рябенького, сам выучивал, таскал на руке, кормил, не спал ночью, когда птица болела. Нет, он вернет ее непременно.

– Ку-у-ку, ку, – принялся подзывать ястреба Эврар. Замахал вабилом. Тщетно. Эврар понял, что птица наелась и, сытая, не реагирует на зов. Да и конечно – этот ястреб был прекрасным охотником, добычу брал без промаха. Видимо, успел полакомиться, пока эти двое были заняты друг другом.