Ангарский Сокол - Хван Дмитрий Иванович (2010)

Алексей широко раскрыл глаза, в который раз он поражался словам своей Жени-Сэрэмы – сложно было ожидать их от столь милого создания. Да и с тестем познакомиться ему хотелось всё сильнее и сильнее. Что же это за народ такой – айну?

А через неделю вместе с очередными перебежчиками из владений солонского князя пришли и относительно свежие новости. На реке Хурха, а как выходило по всему – это правый приток Сунгари, местные племена восстали против маньчжурского владычества. На их подавление были присланы войска с юга, вооружённые так же, как и воины справедливого князя Шилгинея. Тут перебежчики указывали на ангарские ружья, как похожие на оружие недавнего врага. А вот это уже было интересно. На секунду Сазонов оторопел, ведь, по словам американцев, китайцы шарились у киргизской аномалии, не могли ли они также проникнуть сюда?

Но, взяв себя в руки, он решительно отмёл эту версию – неужели у маньчжуров не было ружей? Зато появился повод для объединения усилий с казаками и приамурскими народами – внешняя угроза. Надо только всё правильно рассчитать и уяснить причины того, отчего дауры и солоны в своё время помогали отнюдь не русским, а маньчжурам. Казалось бы, ближний враг опаснее, чем дальний – ведь цели русских и маньчжуров на Амуре были одинаковые. Но они выбрали династию Цин, помогая им в борьбе с русскими, хотя сами только недавно боролись против маньчжуров. Надо было заставить историю сделать иной поворот.

Следующей ночью были долгие переговоры с Ангарией. Принципиальное согласие на операцию от Соколова и Смирнова было получено. А ещё Сазонов узнал, что во Владиангарск пришёл целый караван поморских кочей! Родная деревня теперешнего байкальца Вигаря целиком прибыла на Ангару. Соколов обещал поспособствовать тому, чтобы теперь и на Амуре появились люди, способные достичь океана, застолбив устье Амура.

Оставалось главное – обсудить этот вопрос с Москвой.

Енисейск. Зима 7146 (1638).

В начале декабря, когда на Ангаре встал крепкий лёд, из Владиангарска ушёл небольшой санный ка раван до московского форпоста на Енисее. Олени, запряжённые в шесть саней, нагруженные провиантом, одеялами, меховой одеждой и противоцинготными средствами, прокладывали зимник. Вёл караван оставивший Белореченск на одного из своих заместителей капитан Новиков. По пути следования отряд останавливался в зимовьях, что стояли по берегам реки и за которыми обязаны были присматривать жители окрестных тунгусских поселений, пополняя в них запасы хвороста. К чести тунгусских старост, все зимовья были в полном порядке. Взяв хороший темп, отряд Новикова вскоре увидел высокие берега Енисея. Голова Ангарского приказа Василий Беклемишев, едва прослышав о предложении ангарского князя, тут же ухватился за эту идею. Он немедля написал два письма, одно из которых должно было уйти к царю в Москву, а второе предназначалось для дьяков Сибирского приказа, находившихся в Казани, дабы те озаботились снаряжением и людьми для Енисейска и Якутска. Василий Михайлович поначалу решил было самолично участвовать в сём деле, но позже, рассудив, что едва ли уместно будет ему скакать по диким местам, решение своё отменил. Тем более что в Енисейск на следующий год должна будет добраться его семья, оставленная им в Томске из-за плохого самочувствия супруги.

После первых переговоров, бани и небольшого застолья Новиков, проконсультировавшись с Граулем и Карпинским, обратился к Беклемишеву:

– Мы заберём пять семей, – заявил Василий.

– Оно, конечно, заберёте. Но золотишко надо бы положить за людишек-то? – тут же засуетился один из дьяков, бывших в свите приказного головы.