Лейни побледнела при мысли о множестве нью-йоркских снобов, презрительно ее рассматривающих.

– Но пока я сказал им, что беру отпуск по личному делу. Они сгорали от любопытства, но молчали, уважая мою скрытность.

Он поцеловал ее руку и осторожно провел пальцем до самого плеча, скользнув внутрь широкого рукава халата.

– Что же до друзей, у меня очень немного таких, которым я рассказал бы о тебе.

– А… э…

– Женщины?

Она уклончиво пожала плечами.

– Я никогда не был женат. Было несколько полусерьезных романов и множество несерьезных связей.

– Понятно, – пробормотала она, снова сглотнув. Жаль, что он не был более откровенен, но в то же время она рада, что не узнала больше.

– А твои родственники? – спросил он.

– У меня никого нет.

– Нет?

– Ни единой души.

– И ни одного поклонника?

Лгать бесполезно.

– Ни одного.

– Я не спал с женщинами с той самой нашей ночи.

Она была потрясена. Это видно по лицу!

– Я тебе не верю, – прошептала она.

Такой мужчина? Красив, богат, мужественный, зрелый…

Она сама может засвидетельствовать его потенцию.

– О, ты достаточно скоро мне поверишь. Свидетельством тому моя вспыльчивость в последнее время, – тихо рассмеялся он, но выражение лица тут же изменилось: – Лейни, я хочу тебя. И хочу растить своего ребенка. Я слишком стар, чтобы играть в эти игры. И не хочу испортить все еще больше, чем уже испортил в то утро, когда ты проснулась в одной постели со мной. Для меня все это слишком много значит.

Он встал, подошел к камину и стал лениво ворошить угли кочергой, пока пламя снова не взметнулось вверх.

– Я мог бы не торопиться, умасливать тебя, ухаживать, уговаривать. Но, скорее всего, выставил бы себя полным идиотом. Не говоря уже о том, что весь город стал бы сплетничать о тебе.

Он повернулся к ней и показал в улыбке ровные белые зубы.

– Большинство людей, особенно в этой части страны, не посчитали бы возможным ухаживать за беременной, уехавшей от мужа леди. Кроме того, терпение не входит в число моих добродетелей. Я хочу быстрых результатов. Но, судя по твоему лицу, могу сказать, что мое присутствие в этом доме все еще тебя беспокоит. Это я вызываю в тебе такое отвращение? Или мысль о том, чтобы лечь со мной в постель?

– Нет, – честно ответила она.

На его лице промелькнула улыбка облегчения.

– Вот и прекрасно. Значит, возраст? Сколько тебе лет?

– Двадцать семь.

– Я счастлив. Думал, ты моложе – между нами шестнадцать лет разницы. Может, это тебе не нравится?

– Нет, Дик!

Услышав свой голос, произносивший его имя, она вскинула голову, проверить, заметил ли он. Заметил. И сел рядом с ней.

– Тогда в чем дело, Лейни?

– Во всем! – воскликнула она, разводя руками. – В тебе. Во мне. Возраст – наименьшее из наших различий. Мы даже не знаем друг друга, если не считать…

Она постаралась стряхнуть настойчивое воспоминание об их ночи вместе.

«Ах, Лейни, какая ты милая», – подумал он.

– Я знаю каждый дюйм твоего тела!

Он сунул руку под халат и стал массировать треугольник у основания ее горла.

– Ты тоже меня знаешь. Мы касались друг друга повсюду. Исследовали. Целовали.

На щеках вспыхнули красные пятна.

– Мы не знаем друг друга в жизни.

Он обнял ее и прижал голову к своей груди.

– Поэтому я здесь. Хочу, чтобы мы получше узнали друг друга, прежде чем на свет появится маленькое существо.

Он положил ладонь под ее грудями. На изгиб набухшего живота.

– И это первое, что я хочу узнать.

– Что именно? – растерялась она.

– Почему ты, Лейни Маклауд, прекрасная молодая женщина, теплая и способная любить, каждый раз сжимаешься, когда я тебя касаюсь?