Terra Incognita: Затонувший мир. Выжженный мир. Хрустальный мир (сборник) - Джеймс Грэм Баллард (1962, 1964, 1966)

Керанс раздраженно взглянул на будущее приспособление на столе, размышляя над собственным поведением. Вначале бессмысленная кража компаса, теперь этот беспричинный акт саботажа. Ему и раньше случалось совершать ошибки, но в прошлом он всегда верил, что они возмещаются несомненным достоинством – полным и точным пониманием причин и целей его действий. Если он теперь склонен откладывать решение, то это было результатом нерешительности, нежеланием действовать, пока он полностью не осознает, как он относится к Беатрис Дал.

В запоздалой попытке усыпить свою совесть он сказал Хардману:

– Не забудьте часы, лейтенант. На вашем месте я заставил бы их звонить постоянно.

Выйдя из госпиталя, они спустились на пристань и взобрались в катамаран Керанса. Слишком уставший, чтобы заводить мотор, Керанс медленно греб вдоль троса, натянутого между базой и испытательной станцией. Бодкин сидел на носу, держа проигрыватель, похожий на почтовый ящик, между ног, и глядел на вялую зеленую воду, разрываемую носом лодки и испускающую яркие отблески. Его полное лицо, заросшее неопрятной серой щетиной, казалось усталым; он о чем-то задумался, посматривая на кольцо полузатонувших зданий, как усталый корабельный лоцман, в тысячный раз входящий в знакомую гавань. Когда они приблизились к испытательной станции, с ее крыши с ревом поднялся вертолет; корпус станции покачнулся, по воде прошла рябь, каскад брызг обрушился на их плечи. Бодкин выругался, но через несколько секунд они вновь были сухими. Хотя было уже гораздо позже четырех часов дня, солнце заполняло небо, превращая его в пылающий костер и заставляя опускать глаза к поверхности воды. Вновь и вновь в стеклянных стенах окружающих зданий они видели бесчисленные отражения солнца, двигавшиеся вслед за ними, как языки пламени, как сверкающие фасеточные глаза огромного насекомого.

Испытательная станция представляла собой двухэтажный барабан около пятидесяти футов в диаметре и грузоподъемностью в двадцать тонн. На нижней палубе находились лаборатории, на верхней – каюты двух биологов, штурманская рубка и кают-компания. Над крышей станции проходил небольшой мостик, на котором были размещены приборы, измеряющие температуру и влажность воздуха, количество осадков и уровень радиации. Груды сухих воздушных семян и бурых водорослей, сморщенных и сожженных солнцем, покрывали корой асфальтовые плиты понтона, масса водорослей смягчила толчок лодки, причалившей к корпусу станции, медленно расступаясь, как огромный влажный паром.

Они вошли в прохладную полутьму лаборатории и сели за свои столы под полукругом выгоревших таблиц и графиков, которые занимали всю стену до потолка и, покрытые следами водорослей и паром кофе, напоминали древние фрески. Таблицы слева, выполненные в первые годы их работы, были покрыты подробными записями, различными ярлыками и вычерченными стрелами, но на таблицах справа записи быстро редели, а на последних было лишь несколько карандашных набросков, означавших важнейшие экологические коридоры. Многие из таблиц потеряли свои скрепления со стеной и неопрятно свисали вперед и вниз, как плиты обшивки покинутого корабля. Некоторые собрались в беспорядочную груду у стены и были покрыты краткими и бессмысленными надписями.

Бесцельно поглаживая циферблат большого компаса пальцами, Керанс ждал, пока Бодкин объяснит ему свой эксперимент с Хардманом. Но Бодкин удобно уселся у своего стола, посмотрел на беспорядочную груду папок и каталожных ящиков на нем, затем открыл проигрыватель и достал из него диск, осторожно поворачивая его в руках.

Керанс начал:

– Должен извиниться за свой промах. Не следовало говорить об отъезде через три дня. Я не понял, что вы это держите в тайне от Хардмана.

Бодкин пожал плечами, считая, видимо, это происшествие не заслуживающим внимания.

– Положение сложное, Роберт. Сделав несколько шагов к разгадке, я не хотел никаких помех.