Волчья Луна - Йен Макдональд (2017)

На протяжении следующих трех месяцев Лукас Корта изучал модальный джаз – страстное увлечение доктора Воликовой. Его шаги в музыке были увереннее; он обозрел эти края, пребывая в другой стране, и знал, где здесь высятся горные хребты, а где – текут реки. Географические метафоры теперь имели для него смысл, потому что переход к модальному джазу происходил одновременно с переключением внимания Лукаса на Землю. Вот что можно изучать на протяжении целой жизни. География, геология, геофизика. Океанография, климатология и их дочь – метеорология. Взаимоотношения воды, тепла, вращения, термодинамики и красивые и хаотичные системы, возникшие из этих базовых элементов, заворожили его. Изобильные, непредсказуемые, опасные. Он любил читать метеорологические отчеты и видеть, как их предсказания вырисовываются белым и серым поперек синего глаза планеты. Лукас Корта был заядлым наблюдателем за Землей. Он следил за тем, как шторма и ураганы катились через океаны; тускло-коричневые равнины становились зелеными, когда их омывали дожди, пустыни темнели, расцветая, болота и мангровый лес Сундарбан исчезали под мерцающей поверхностью воды во время наводнений. Он следил, как времена года наползают с полюсов, пока облетал планету месяц за месяцем. Он следил, как снега приходят и уходят и как изобильная тьма муссона обрушивается на миллионы, изнуренные жарой.

За кое-чем он не наблюдал, и этим кое-чем была земная встреча, во время которой циклер обменивался капсулами с персоналом с орбитальным кабелем и ронял контейнеры с грузом для контролируемого приводнения. В своей каюте он чувствовал дрожь, сопровождавшую выпуск капсул и дополнительного оборудования, рывки, с которыми пристыковывались грузовые отсеки, но никогда не присоединялся к зрителям в обзорном пузыре. Он не удостоит грабеж своим вниманием. Он ни разу не обернулся, чтобы взглянуть на Луну.

Почти в самом начале года орбит доктора Воликову перевели на Землю, на побывку в Санкт-Петербург. Ее заменил Евгений Чесноков, самоуверенный молодой человек тридцати с чем-то лет, который не мог понять, почему Лукас его презирает. Он оказался излишне фамильярным, за такие манеры его прирезали бы в любом кафе Жуан-ди-Деуса, а его музыкальные вкусы были отвратительны. Ритм не создает музыку. Ритм прост. Даже Токинью в своем ограниченном состоянии мог изобрести новый ритм. Лукас привык к новой, безыскусной личности своего фамильяра. Один корабль, один голос, один интерфейс. Пусть Токинью теперь и говорил о себе как о воплощении «Святых Петра и Павла», его колебания и паузы делали сказанное отнюдь не проявлением всеведения. Запаздывание, связанное со скоростью света, осложняло доступ в реальном времени к земным библиотекам, но системы циклера содержали достаточно информации, чтобы Лукас мог структурировать свои исследования. Он позволил геофизическим и климатологическим знаниям о планете увести себя в геополитику. Земля испытывала климатический сдвиг; он – от длящейся десятилетиями засухи в Сахеле и западной части США до постоянных ураганов, терзающих северо-западную Европу – наводнения следовали одно за другим, – сделался основой планетарной политики. Лукас никак не мог взять в толк, что это за безумие – жить в мире, который не подчиняется человеческому контролю.