Танцующая в Аушвице - Паул Гласер (2010)

А еще были антракты. Во время антрактов люди фланировали по длинным коридорам с огромными зеркалами. Фланировать, многократно отражаясь в зеркалах, и критиковать всех подряд — это и было главным развлечением. На одном из витков своего фланирования они заглядывали в кафе, где был сервирован кофе, а затем вновь отправлялись праздно шататься, кланяясь, приседая и сплетничая, очень часто о тех, кого лишь минуту назад любезно приветствовали.

Я купалась в этих впечатлениях, а моя мама то и дело спрашивала меня:

— Рози, почему ты все время оглядываешься? Ты кого-нибудь ищешь?

— Нет, мамочка, — отвечала я, разглядывая толпу горящими глазами. — Мне просто нравится наблюдать за здешней публикой. Как будто я в зоопарке. Приглядись сама: люди ведут себя, как животные — обезьяны, ослы, лисички, совы, свиньи, слоны, попугаи, хищные птицы…

Не одно лишь это открытие подлинной взрослой жизни было сделано мною в Собрании, магический отзвук во мне пробудили музыка и танцы. Музыка и танцы сопровождали мою жизнь с самого детства. До сих пор помню, в какой именно момент зародилась моя страсть к танцам. Это произошло в Клеве, в Германии, мне тогда было пять лет. В Клеве я росла в атмосфере полнейшего благополучия. Незадолго до Первой мировой мой отец поступил на службу в Margarine A. G. — заграничную “дочку” компании, принадлежавшей семейству Ван де Берг из городка Осс. Производством маргарина Blue Band на клевском предприятии занималось 3000 человек. Сделав стремительную карьеру, отец дорос там до технического директора.

Когда — после Первой мировой войны, обернувшейся катастрофой для Германии — жизнь в Клеве вернулась в привычное русло, мы довольно долго жили в шикарном отеле Bollinger. Помпезное здание среди бедности и разрухи. В отеле также были расквартированы бельгийские офицеры из занявших городок войск, а еще время от времени сюда наезжали коммерсанты. Я, пятилетняя девочка, носилась по всему отелю — и каждый из гостей спешил меня чем-нибудь порадовать.

“И раз, и два, и три, и четыре, тянем носочек — и три, и четыре!” — донеслось до меня однажды вечером что-то непонятное. Этот рефрен, бесконечно повторявшийся под монотонный музыкальный ритм, притянул меня в сумерках к плотно закрытым стеклянным дверям большого зала. По ту сторону дверей в такт музыке скользили чуть шаркающие шажки. Сквозь стекло я разглядела лакированные туфельки, белые лайковые перчатки, румяные лица юных студентов. В центре зала в черном вечернем платье из тюля стояла Лизелотта Бенфер, рыжая, маленькая и хрупкая. Она давала уроки танцев молодым обитателям Клеве: сразу же после войны, после долгих лет лишений, те с вожделением ринулись в светскую круговерть.

— А теперь кавалеры провожают своих дам на место, — услышала я.

Длинной вереницей парочки, одна за другой, все под ручку, направились к дамской стороне зала. Каждый кавалер подводил даму к ее стулу и с легким поклоном (в ответ следовал книксен — дама едва заметно приседала) расставался с ней.

— Пятиминутный перерыв, — прозвучал мелодичный голос фройлен Бенфер.

Вытаращив свои голубые глазенки и полуоткрыв рот, я жадно рассматривала сквозь стеклянную дверь этот чудесный мир, думая про себя: “Танцевать! Вот чему я хочу научиться! Но только пусть я буду танцевать так же красиво, как фройлен Бенфер!”

Однажды утром мы сидели с мамой за завтраком в ресторане отеля Bollinger. Мне было скучно. Я мучила яйцо и никак не могла решить, съесть его прямо сейчас или позже. Потом, с тем же выражением скуки на лице, я принялась ковырять свежее голландское печенье со сливочным сыром, наблюдая, как официант ставит перед нами на стол блюдо с морепродуктами.