Танцовщик - Колум Маккэнн (2003)

Все случилось так внезапно, точно вдруг налетел один из тех зимних дождей, что до костей пробирают нас холодом. Сегодня ты всем довольна, а завтра у тебя почву из-под ног выбивают. Я глядела вокруг и не признавала даже простейшие вещи: плиту, часы, подаренную мне Томом фарфоровую вазочку. Он оставил записку с объяснением своего поступка, но я не смогла заставить себя прочесть больше первых двух строк. Мне казалось, что он еще здесь, что, обернувшись, я увижу его в кресле читающим газету, увижу новую дырку в его носке. Однако он забрал с собой инструменты, чемоданчик. Я проплакала несколько часов. Он словно всю мою жизнь отправил без ужина в постель.

В Вутене, когда я училась в школе, мне дали прозвище — Petit Oiseau[44]. Я была маленькая, тощая, взрослые вечно подшучивали над моим крючковатым носом. Я часто сидела и наблюдала за мамой, готовившей на кухне еду, мы обе искали прибежище в простоте рецептов и блюд. Но теперь заботиться мне было не о ком. Мсье отсутствовал, даже садовник куда-то исчез.

В нашем с Томом жилище рядом с его кроватью стояла шкатулка. Том собирался уйти на покой и делал для мсье последнюю пару туфель. Поднести ее мсье он хотел в шкатулке красного дерева с привинченной к ней медной табличкой, на которой пока ничего обозначено не было. Я открыла шкатулку, вынула туфли и старательно искромсала их ножницами. Атлас режется легко, оставшиеся от туфель клочки я вернула в шкатулку. Я понимала, что с головой у меня беда, но махнула на это рукой.

Мсье всегда держал в нижнем ящике стоявшего в его спальне комода некоторое количество денег. Выдавал их гостям, которым требовалось доехать до дому на такси, а наличные у них вышли. Я оставила ему записку о том, что взяла аванс в счет жалованья. Руки у меня дрожали. Я вызвала по обычному номеру такси прошлась по дому, проверяя, что свет везде погашен, окна заперты, а электрические приборы выключены. Вскоре у дома громко засигналила машина. Я сунула шкатулку Тома под мышку, включила охранную сигнализацию и вышла в парадную дверь.

Водителя я узнала сразу — молодой человек с серьгой в ухе и козлиной бородкой. Он опустил в своем окошке стекло и спросил:

— И кто у нас нынче пострадавший, а?

И слегка удивился, когда я открыла дверцу, скользнула на заднее сиденье и поставила шкатулку на пол. Я часто провожала гостей мсье до машины, но редко пользовалась ею сама. Водитель изменил наклон зеркальца заднего вида, посмотрел на меня, потом повернулся на сиденье, сдвинул стеклянную перегородку.

— Ковент-Гарден, — сказала я.

— У вас, лапушка, все в порядке?

Я достала из сумочки носовой платок с монограммой мсье, промокнула глаза и сказала водителю, что у меня все хорошо, мне всего лишь нужно как можно скорее попасть в Ковент-Гарден.

— Сделаем, лапушка. Насчет «хорошо» вы уверены?

Я пересела на другое сиденье — не из грубости, просто мне была невыносима мысль, что молодой водитель будет смотреть, как я плачу.

Машину он вел быстро, но дорога показалась мне бесконечной. Было лето. Я видела на улицах девушек в крошечных юбочках, молодых людей в татуировках. Такси виляло из стороны в сторону. Шедшие за нами машины гудели, водители сердились, что мы их подрезаем. Какой-то мотоциклист даже стукнул по дверце.

Когда мы добрались до Ковент-Гардена, счетчик показывал двузначную цифру.

Я достаточно пришла в себя для того, чтобы попросить водителя подождать у фабрики. Он пожал плечами. Я вышла из машины и направилась к дверям фабрики, однако от мысли, что сейчас я увижу Тома, у меня подкосились ноги. В последний раз я чувствовала себя так много лет назад — в Париже, когда танцевала на школьном выпускном балу. Во что я обратилась? Мне шестьдесят лет, а я только что изрезала подарок, приготовленный моим мужем для мсье. Нет, подумала я, то, что со мной творится, это наверняка страшный сон.