Moneyball. Как математика изменила самую популярную спортивную лигу в мире - Майкл Льюис (2013)

Замечание Хаттеберга о том, что лучший питчер Главной лиги не попал бы туда на этапе отбора, многое говорит о самой лиге. А также об отношении к ней питчеров. Хороший питчер, как объясняет Хаттеберг, создает во время игры параллельный мир. Сила его удара не важна в абсолютном выражении, если при этом он умеет обмануть восприятие отбивающих. Реакция отбивающих, которая видна на записи, показывает, что, когда Мойер выходит на горку питчера, площадка отбивающего становится призрачной зоной перехода от реальности в сон. Мы смотрим, как Мойер обезоруживает защитника внешнего поля «Янкиз» Джона Вандеруолла. Он прижимает его быстрым мячом – иначе говоря, Вандеруолл не успевает занести биту достаточно быстро, чтобы нормально отбить мяч.

«Знаете, сколько раз Мойеру удалось застать врасплох ребят быстрым мячом, который летит со скоростью всего 130 километров в час? – спрашивает Хаттеберг. – Постоянно. Ему это удается потому, что он подает его так, что его быстрый мяч путают с подачей с переменной скоростью[101], которые он подает со скоростью сто десять километров в час». Хаттеберг быстро перематывает к моменту, где Мойер подает медленный крученый мяч, и далее к еще более медленной подаче c переменной скоростью. «Вот видите, – говорит Хаттеберг, – Вся эта хрень, которую он вытворяет, приводит к тому, что кажется, будто он посылает быстрый мяч на скорости сто пятьдесят километров в час». Он смотрит на то, как Мойер прижимает одного за другим двух отбивающих левшей быстрым мячом со скоростью всего 130 километров в час, и говорит: «То же самое он попытается проделать и со мной. Если ему удастся добиться, чтобы я пропустил два мяча, он попытается послать мяч внутрь страйковой зоны». Затем он еще раз все обдумывает и, улыбаясь, добавляет: «Если только он не будет считать, что я смотрю туда, куда он будет подавать мяч».

Мойер был одним из тех немногих питчеров, который думал о Скотте Хаттеберге так же много, как и Хаттеберг о нем. Мойер знал, что Хаттеберг никогда не будет отбивать первую подачу, и потому мог точно так же сделать первой подачу внутри зоны страйка. Но Мойер так же знал и то, что Хаттеберг знает о том, что ему все известно. Потому Хаттеберг и Мойер в данной ситуации были на равных.

Скотт был по уши погружен в изучение теории игры, в то время как до самой игры оставался всего лишь час. Он пришел посмотреть на запись игр по одной причине: понять, не «повторяется» ли питчер. Иными словами, можно ли рассчитывать на то, что после определенного количества подач питчер делает один определенный тип подачи. Мойер так тщательно перемешивал их, что искать в них закономерность было бесполезной тратой времени. В данном случае запись игр с Мойером понадобилась Хаттебергу для того, чтобы лучше представлять себе, как могут разворачиваться события в игре.

В этот момент в комнату видеотеки зашел Джон Мабри:

– Эй, Хатти.

Хатти подвигается, чтобы Мабри мог сесть с ним рядом перед экраном. Хатти смотрит на Фейни и говорит:

– Если я правильно понимаю, тут кто-то по губам пытается разговоры читать.

– Да ну? – отвечает Мабри.

Фейни чуть краснеет, а у Мабри на лице появляется что-то наподобие улыбки. Между Мабри и Фейни идет что-то вроде незримого спора о том, почему Мабри не выпускают играть. Сразу после того, как он перешел из «Филлиз» в обмен на Джереми Джамби, Мабри был словно огонь. За последние несколько недель, выходя играть от случая к случаю, Мабри удалось заработать процент отбивания выше.400 и полдесятка пробежек домой. Но, несмотря на все это, менеджер не желал ставить его отбивающим основного состава. Мабри спросил у Фейни, почему. Фейни объяснил: потому что в офисе не хотят его там видеть.