Moneyball. Как математика изменила самую популярную спортивную лигу в мире - Майкл Льюис (2013)

Каждый раз, когда Скотт Хаттеберг выходил играть за «Бостон Ред Сокс» в качестве отбивающего, он, по сути, бросал интеллектуальный вызов собственному клубу. Отбивание для Хаттеберга являлось продуманным действием. Он не понимал, как можно отбивать бездумно, поэтому продолжал думать о том, как он отбивает. Теперь это свидетельствует о его удивительной решительности, но на тот момент казалось неприятным опытом. Ни разу за те десять лет, которые он провел с «Ред Сокс», никто в Бостоне даже не предположил, что в том, чтобы стремиться отбивать только правильные подачи, сужать зону страйка, стремиться зарабатывать прогулки, попадать на базу, а также не дать вывести себя в аут, может быть некая польза. «Никогда, – вспоминал Хаттеберг, – ни один тренер ничего не объяснял. Все они работали по схеме: выходи и бей посильнее. Философия всех состояла в том, чтобы купить лучших отбивающих, которые только продаются, и пустить дальше все на самотек». «Ред Сокс» было бы все равно, если бы Скотт развязал на площадке отбивающего какую-нибудь напряженную баталию с питчером. Если бы он, скажем, отбивал восемь подач питчера подряд в центр поля. Имело значение только то, что в итоге его бы вывели в аут. «Были игры, где у меня было только два отбивания с попаданием на базу и ни одного хорошего удара за всю игру, – рассказывал Хаттеберг, – и при этом я слышал в свой адрес: “Классно сыграл, Хатти”».

В профессиональном бейсболе никто не пытался даже немного похвалить Хатти за то, что у него получалось лучше всего: за точную оценку размеров страйковой зоны и концентрацию своих умений в пределах ее границ. Клуб «Ред Сокс» был помешан на результатах, Хаттеберг же был помешан на самом процессе их достижения. И именно это сохранило ему рассудок. Он никогда об этом не задумывался, но то, что он постоянно пытался осуществить, было хаотичной попыткой приручить рассудок. И в этом он сумел продвинуться на удивление далеко.

Для главного офиса «Окленд Эйс» Хаттеберг стал научным открытием, и это принесло глубокое удовлетворение. То, как удивительно хорошо у него шла игра, могла объяснить только наука – или по крайней мере одного внимательного изучения того, как он играет, было недостаточно, чтобы объяснить, как ему удается делать то, что удается. В том, как он подходил к отбиванию подач, Хаттеберг был противоположностью Билли Бина, но в то же время он был и его детищем. Как только Хаттеберг переступил порог «Окленд», все трения и противостояния в его карьере исчезли. В «Окленд» он испытал нечто противоположное тому, что испытывал в Бостоне. «Помню, я выступаю со счетом 0 к 3 с двумя ударами “линия”, которые вылетают за пределы поля, и прогулкой, а генеральный менеджер подходит к моему шкафчику в раздевалке и говорит: “Слушай, отличные выходы на биту”. Впервые за всю мою бейсбольную карьеру кто-то сказал: “Мне нравится твой подход”. Я знаю, какой у меня был подход к отбиванию, но никогда и думать не мог, что кому-то есть дело до того, что я об этом думаю». Все те действия, которые он осуществлял до этого, потому что иначе не смог бы добиться успеха, в «Окленд» приветствовались. «Окленд» выразил словами то, что раньше он ощущал интуитивно. «Когда вы выходите на площадку отбивающего, – вспоминал Хатти, – вы остаетесь единственный раз за игру в одиночестве. Когда вы выходите на площадку отбивающего, это единственный момент в бейсболе, когда вы что-то делаете единолично. Но здесь, в “Окленд”, командная игра распространяется даже на это».

Это было побочным эффектом эксперимента, который проводили в «Окленд», – попыток подчинить индивидуальный интерес каждого из отбивающих интересам команды. На одних из отбивающих повлиять было легче, чем на других. Реакция Хаттеберга на подход «Окленд» выражалась фразой: «Столько радости игра в бейсбол не приносила мне со времен, когда я играл в низшей лиге в команде уровня ААА[100]».