Сальватор - Александр Дюма (1863)

И именно потому, что Кармелита, увидев Камила, очутилась в таком же положении, что и Дездемона, этот романс, который она пела с такой твердостью в голосе и одновременно с таким чувством, звучал, как непрекращающаяся мука, и каждая его нота врезалась в ее холодное разбитое сердце, словно лезвие беспощадного кинжала.

После первого куплета все гости принялись аплодировать с тем неподдельным восторгом, который вызывает появление нового таланта у публики, не желающей выносить ложного суждения.

Второй куплет:

I ruccelletti limpid і

A caldi suoi sospiri…

(В прозрачном ручейке

Его остыли вздохи…)

наполнил слушателей удивлением. Это уже была не женщина, не певица, изливающая свои стоны: это пела сама Боль.

Припев же:

Laurefra і remi flebile

Ripetiva il suon…

(Своими гибкими ветвями

Лавр эти звуки повторил…)

был спет с такой трогательной грустью, что вся трагедия отчаяния этой девушки прошла перед глазами тех, кто ее знал. Как, вполне понятно, и перед глазами ее самой.

Регина стала почти такой же бледной, как и Кармелита. Лидия рыдала.

И действительно, никогда еще более задушевный голос, а в то время слушателей очаровывали многие выдающиеся певицы – Паста, Пиццарони, Манивель, Зонтаг, Каталани, Малибран, – никогда еще более взволнованный оттенок голоса не приводил в волнение сердца dilettanti (ценителей) этого прекрасного итальянского языка, который сам по себе уже был песней. Но мы осмелимся сказать тем, кто слышал этих великих упомянутых нами певиц, что голос нашей героини отличался от голосов этих знаменитостей.

Голос Кармелиты имел поразительный диапазон: она брала нижнее соль так же легко и звучно, как мадам Паста брала ля, и доходила до верхнего ре. Девушка таким образом могла исполнять – и в этом заключалось очарование ее голоса – партии для контральто с не меньшим успехом, чем партии для сопрано.

Действительно, ни один сопрано не был более чистым, более богатым, более звучным, более приспособленным для фиоритуры, для gorgheggi, если нам будет позволено употребить это слово, употребляемое в Неаполе для того, чтобы объяснить то дрожание горла, которым, по нашему мнению, так злоупотребляют все начинающие дебютантки, поющие сопрано.

Что же касается контральто, то он был уникален.

Каждому известно чудесное магнетическое действие контральто: этот голос описывает любовь с большей силой, с большей грустью, с большей выразительностью и страданием, чем сопрано. Певица, обладающая сопрано, подобна птичке: она нравится публике, она очаровывает, захватывает. Но когда певица поет контральто, она волнует публику, увлекает ее, возбуждает. Сопрано – это чисто женский голос: в нем слышатся нежность и ласка. Контральто напоминает голос мужчины: в нем слышатся сила, твердость, нервность. И одновременно этот специфичный оттенок, имеющий свойства обоих полов – это как бы голос гермафродита. А посему такие голоса трогают сердца слушателей со скоростью и силой электрического разряда или магнетизма. Голос контральто является в какой-то мера эхом чувств слушателей: если бы тот, кто слушает, мог петь, он бы сам, несомненно, спел арию именно так.

Таким было действие, которое произвел на слушателей голос Кармелиты. Обладая необычными способностями, хотя и чисто инстинктивными, ибо она не знала техники модных в то время артисток, Кармелита умела удачно сочетать горловой голос с голосом грудным. И это сочетание было столь явственным, что даже опытный учитель пения не смог бы сказать, сколько надо было дать уроков для того, чтобы добиться сочетания двух столь разных голосов.