Сальватор - Александр Дюма (1863)

Вполне возможно, что адвокат господина Жерара и верил в невиновность своего подзащитного. Но нет сомнения в том, что он не верил в виновность господина Сарранти.

Однако данное обстоятельство ничуть не мешало этому человеку заставить других поверить в то, во что он сам не верил.

В своем напыщенном выступлении он использовал все известные ораторские приемы, все те избитые фразы, которые газеты того времени направляли против бонапартистов. Он провел параллель между королем Карлом X и узурпатором. Он угостил присяжных всеми теми закусками, которые должны были возбудить их аппетит перед тем, как они приступят к основному блюду. А этим блюдом был господин Сарранти, один из тех заговорщиков, которые сеют ужас, один из тех чудовищ, которых ненавидит общество, один из тех преступников, которые способны совершать самые гнусные злодеяния, чьей показательной смерти требуют все современники, возмущенные, что вынуждены дышать одним с ним воздухом!

Таким образом, не произнеся этого ужасного слова, он подвел всех к мысли о необходимости вынесения смертного приговора.

Но следует признать, что, когда он сел на место, в зале стояла мертвая тишина.

Это молчание присутствующих, это явное неодобрение массы должны были наполнить сердце адвоката досточтимого господина Жерара злобой и стыдом. Никто ему даже не улыбнулся, не поздравил с блестящим выступлением, никто не пожал руку. Когда он закончил свою обвинительную речь, то почувствовал, что вокруг него образовалась пустота.

Вытирая платком свой вспотевший лоб, он стал с беспокойством ждать выступления адвоката противной стороны.

Защиту господина Сарранти вел молодой адвокат, принадлежавший к республиканской партии. Свою карьеру в адвокатуре он начал немногим более года тому назад, и его первые дела были проведены с большим блеском.

Он был сыном одного из самых знаменитых французских ученых, и звали его Эммануэль Ришар.

Господин Сарранти был дружен с его отцом, и когда молодой человек предложил свои услуги, господин Сарранти согласился.

Молодой человек поднялся, положил на скамью шапочку, откинул назад свои густые черные волосы и, побледнев от волнения, начал говорить.

Когда присутствующие увидели, что он готов произнести свою речь, в зале наступила тишина.

– Господа, – произнес он, обращаясь к присяжным заседателям, – не удивляйтесь тому, что мои первые слова будут криком возмущения и боли. Начиная с того момента, когда я увидел разрастание этого чудовищного обвинения, которое, я надеюсь, закончится только выкидышем и на которое мсье Сарранти запретил мне отвечать, я едва сдерживаюсь, а мое раненое сердце кровоточит и стонет в моей груди.

Ибо я присутствую на ужасном зрелище.

Уважаемый и достойный почитания человек, старый солдат, который проливал свою кровь на всех полях сражений и наших великих побед за того, кто был одновременно и его земляком, и его повелителем, и его другом, человек, чье сердце не запятнано ни единым дурным помыслом, чьи руки не запачканы ни единым постыдным деянием, этот человек явился сюда с высоко поднятой головой для того, чтобы ответить на обвинения, которые иногда приносят славу тому, кому они предъявлены. Этот человек пришел, чтобы сказать: «Да, я рисковал своей головой, участвуя в великих заговорах, которые свергают троны, меняют династии, рушат империи. Но я проиграл, судите меня за это!» Но ему говорят: «Замолчите! Никакой вы не заговорщик! Вы – вор, похититель детей, убийца!»

Ах, господа, согласитесь, что надо быть очень сильным человеком, чтобы оставаться с гордо поднятой головой перед лицом обвинения в тройном преступлении. И мы сильны! Поскольку на эти абсурдные обвинения мы отвечаем откровенно и просто: «Будь мы такими, как вы хотите нас представить, человек с орлиным взором и извергающими пламя глазами, умевший так хорошо читать сердца людей, никогда не пожал бы нам руку, не назвал бы нас своим другом и не сказал бы: „Иди!..”».