Княжий суд - Корчевский Юрий Григорьевич (2010)

Боярыня кивнула очевидному для нее, силясь понять, куда я клоню.

— Вот и скажи сестре — деревня вся сгорела, жить негде. Пока, мол, плотники избы ставят, пусть приютит на время.

— А что, так и скажу. Ох, князь, как же благодарна я тебе — упредил о беде. Надежный ты, мне бы мужа такого!

— Женатый я, Василиса, — ответил я тихо, глядя ей прямо в глаза.

Бедняжка! Смутившись, она растерянно посмотрела по сторонам, глаза наполнились влагой, на лице вспыхнул румянец, губы задрожали. Боярыня качнулась и, не подхвати я ее за талию, упала бы без чувств.

Руки ее внезапно обвили мою шею. От соприкосновения с пышной грудью и выступающим животиком по телу моему пошла волна тепла, нестерпимо заныло внизу.

— Ну что ты, что ты, Василисушка…

— Прости… прости… прости… — шептала она, пряча голову за моим плечом.

Не без труда — боярыня была тяжела — я подхватил ее на руки, чтобы отнести на постель. «Пусть полежит, успокоится, непросто ей без мужского плеча», — с сочувствием думал я, склонившись над лицом Василисы. Я отвел в сторону спадавший на лицо локон. Глаза ее были закрыты, но веки вздрагивали, ноздри расширились, выдавая разгоравшуюся страсть.

— Все будет хорошо, голубушка, — успокаивал я боярыню, поправляя плащ и намереваясь откланяться.

Василиса приоткрыла глаза и посмотрела на меня. О боже! В ее ожидающем взгляде было столько грусти, покорности и в то же время безнадежности своего положения, что у меня перехватило дыхание: она поняла, что я сейчас уйду.

Превозмогая себя, боярыня молча, в отчаянии, протянула руки, пытаясь что-то прошептать. Не находя во мне признаков ответа, она уронила руки, по щекам полились слезы. Василиса закрыла лицо руками, безуспешно пытаясь справиться с прорывающимся рыданием.

Видеть это было выше моих сил!

Я подошел к окну, задернул занавеску, проверил затвор на двери и, на ходу сбрасывая плащ, подошел к Василисе.

…«Да кто же выдумал столько застежек», — сердился я. Три, две, последняя… Я притронулся к упругим, покачивающимся грудям Василисы, из груди ее вырвался стон. Дальше все происходило как в угаре. Жаркая и ненасытная в любви оказалась боярыня, истосковавшаяся по мужской ласке.

И то сказать, управлять поместьем — мужская доля, здесь твердая рука и воля потребны. Хоть и удавалось боярыне с хозяйством управляться, да все равно ласки хотелось, опоры твердой.

…Мы посидели, приводя в порядок дыхание.

— Прощай князь, не знаю — свидимся ли боле. Коли татары нападут, как оно повернется? Знамо дело — государь на службу в ополчение тебя призовет, а и сам в имении не усидишь. Ты за чужими спинами отсиживаться не станешь. А удача в бою — девка переменчивая, тебе ли не знать этого.

Василиса впилась в губы мои и жарко поцеловала.

— Все, иди. Долгие проводы — лишние слезы. Подхватив плащ, я вышел во двор. Завидев меня, ожидавшие в тени дерева русины подвели коня, и мы шагом выехали на дорогу.

Я ехал в свое имение, погруженный в тяжкие думы. Как прознать — придут татары в этом году или нет? А ну как увезу немногих оставшихся людей в Вологду, а никакого нападения и не будет? Ведь за землей ухаживать надо — без урожая могу остаться. Не тороплю ли я события? А если нападут, да как обычно — внезапно? Людей потеряю. Тоже не выход. Велика ответственность, и груз ее ощутимо давит.

В тревожном ожидании пролетел июнь.

Я каждый день контролировал занятия ратников. Уж Федор, вернувшийся из Вологды, да Макар возроптали:

— Князь, полегче бы — загонял ведь совсем! Макар съездил в Коломну, купил запас пороха и свинца и теперь выстрелы за околицей грохотали часто.

И все-таки, несмотря на подспудную надежду, что лихо минует нас, он наступил, этот проклятый и несчастливый для Руси день. С вышки часовой закричал:

— На полдень вижу пыль! Много пыли!