Путешественник - Гэри Дженнингс (2013)

Хотя наши матери и няньки переставали заниматься этим, когда мальчику исполнялось два года (в этом возрасте его также начинали отучать от грудного молока и знакомили с вином), тем не менее в памяти у каждого малыша оставалось смутное воспоминание. Более того, мальчик не терялся и не пугался, когда вырастал и становился подростком и этот орган начинал привлекать его собственное внимание. В этом случае, когда мальчик просыпался ночью, касаясь рукой своего члена в состоянии эрекции, он знал, чего хочет.

– Холодной банной губки, – обычно говорил брат Варисто своим ученикам. – Это позволит вам днем не отвлекаться от занятий, а ночью избавит от риска опозориться.

Мы подобострастно выслушивали его, но по дороге домой смеялись над учителем. Возможно, у монахов и священников все же бывает непроизвольное семяизвержение, и они чувствуют в связи с этим разочарование и вину. Ни один здоровый мальчик моего возраста никогда не станет из-за этого переживать. И никто не предпочтет холодный душ удовольствию сделать со своим candelòtto то, что его мать делала, когда тот был еще bimbin. Тем не менее Убалдо был преисполнен презрения, когда узнал об этих ночных играх, которые до сего времени являлись моим единственным сексуальным опытом.

– Что? Ты все еще мстишь священникам? – издевался он. – У тебя никогда не было девчонки?

Снова почувствовав себя невеждой, я спросил:

– Ты думаешь, что уже пора?

– Ставлю пять против одного, – заявила Дорис без тени румянца и добавила: – Ты должен завести себе smanza. Сговорчивую подружку.

Я подумал об этом и сказал:

– Но я не знаю ни одной девушки, которой мог бы это предложить.

Кроме тебя, а ты еще слишком мала.

Она задрала нос и сердито заявила:

– Может, у меня еще и нет волос на «артишоке», но мне уже исполнилось двенадцать, а это подходящий возраст для замужества!

– Я не собираюсь ни на ком жениться, – запротестовал я. – Только для…

– О нет! – перебил меня Убалдо. – Моя сестра – неиспорченная девушка.

Возможно, моих читателей позабавит утверждение, что Дорис, которая говорила такие вещи, могла быть «неиспорченной девушкой». Однако здесь мы сталкиваемся с тем, что было в порядке вещей как для высших, так и для низших слоев нашего общества, – с почтительным отношением к девичьей невинности. Как среди lustrissimi, так и среди popolazo она ценилась больше, чем все остальные женские достоинства: красота, очарование, нежность и скромность. Девушки могли быть некрасивы и злобны, косноязычны, невежливы и неряшливы, но они обязательно должны были сохранить нетронутой тонкую плоть девственной плевы. Хочу заметить, что в этом отношении большинство примитивных варваров-дикарей Востока стоит выше нас: они ценят женщину за иные качества, не имеющие отношения к затычке в ее интимном отверстии.

Что же касается нашего высшего общества, то девственность здесь никак не связана с целомудрием, скорее это предмет торга, и родители охраняют дочь, ведя холодные расчеты, словно речь идет о рабыне на рынке. За дочь или рабыню, как и за бочонок вина, если они запечатаны и к ним никто не прикасался, назначают высокую цену. И родители продают своих невинных дочерей для того, чтобы получить прибыль или возвыситься в обществе. Низший же класс настолько глуп, что считает, будто для них лучше, если их дочери будут высокоморальными и сохранят свою девственность, в этом они стараются подражать высшему обществу. Да к тому же они легко пугаются угроз церкви, а та требует сохранения девственности как своего рода проявления добродетели; таким же способом истинные христиане выказывают добродетель, отказываясь от мяса во время Великого поста.