Перед началом учебного года Сэмюэль и Уиллади поехали с детьми в Магнолию и купили всем четверым новую обувь. Сван приглянулись черно-белые полуботинки, но мать отговорила: яркая расцветка скоро приестся, а ей в них еще ходить и ходить – пока не сносит или не станут малы. В итоге выбрали грошовые кожаные туфли – гроши предоставил Блэйд (у него теперь водилась мелочь от приятелей из бара).

Мальчикам купили кеды и по две пары джинсов каждому. В любое другое время Сэмюэль повел бы их за рубашками, а Уиллади и Сван пошли бы выбирать ткани. Сван всегда ждала этого. Представлять, что можно сотворить из куска ткани и мотка отделки, куда интереснее, чем блуждать между рядами платьев-близнецов, сплошь в полоску да в клетку, с дешевыми пуговицами и безвкусными бантиками.

На этот раз Сэмюэль даже не предложил отвести мальчиков за рубашками, а мимо прилавка с тканями прошли не оглядываясь.

– То есть как – выбрать, какие нравятся? – спросила Сван.

Минуту назад мать позвала ее в гостиную, где всюду – на диване, на стульях, на столиках – висели ткани, десятка два расцветок, не меньше.

– Ну, какие, на твой взгляд, самые симпатичные, – пояснила Уиллади. – Мне, пожалуй, больше нравятся, где рисунок помельче.

Сван зажмурила один глаз и уставилась другим на ткани – ярких и приглушенных тонов, с крупным и мелким рисунком. Их объединяло одно: все это были мешки из-под комбикорма.

– Вы с бабушкой Каллой собрались шить лоскутное одеяло? – спросила Сван, хотя ребенок, чьи родители выросли на ферме в годы Великой депрессии, хорошо знает, на что могут сгодиться мешки из-под комбикорма.

– У бабушки лоскутных одеял больше, чем людей в доме, – сказала Уиллади. – Мы нашьем миленьких платьиц.

Слово «миленькие» от мамы Сван слышала впервые. Она открыла глаз, который был закрыт, а второй зажмурила. И долго простояла не дыша.

– Я думала, платья из мешков теперь мало кто шьет, – сказала она наконец.

– Теперь мало кто в этом нуждается. – Уиллади старалась говорить бодрым голосом – как продавщица, которая расхваливает покупателю залежалый товар. – Но тебе нужны платья, а мальчикам рубашки. Выбирай первая.

Сван хотела сказать, что выбирает еще одну поездку в город за сатином и, может быть, за кружевом, но что-то в маминой решительной улыбке ее остановило. С тяжелым вздохом Сван вновь принялась разглядывать ткани. И, хорошенько подумав, объявила:

– Мальчишек не заставишь носить розовое или сиреневое, так что это мне. А им – голубые и зеленые.

У Уиллади вырвался вздох облегчения. Она сделала ставку на Сван и не прогадала.

– Значит, мы теперь бедняки? – спросила Сван.

Нет, не совсем. Настоящим беднякам нечего есть и не на что лечиться, если заболеют. Бедность и скромная жизнь – не одно и то же.

– Ведь неизвестно, сколько продлится наша скромная жизнь? Хорошо, если не до Рождества.

– Если скромная жизнь затянется до Рождества, – заверила Уиллади, – обязательно что-нибудь придумаем.

Сентябрь наступил точно по календарю и длился ровно месяц. Первый школьный день для Сван всегда большое событие, а в этом году непонятно, радоваться или нет. Главная радость – Блэйд: едет рядом в школьном автобусе, смотрит на нее снизу вверх, и от восторга ему не сидится на месте. Дядя Той заказал ему по почте черную повязку на глаз, теперь Блэйд и вправду похож на пирата – маленький пират-сорвиголова. В новой семье ему не страшно быть собой – веселым, беззаботным. Куда только подевался запуганный, робкий мальчишка.

Уиллади нашила Блэйду рубашек из той же материи, что и остальным, и в первый школьный день он настоял на том, чтобы надеть рубашку под цвет платья Сван – тоже розовую, в мелкий желтый цветочек. Бэнвилл застонал, а Нобл сказал: тебя же задразнят. Блэйд не испугался – пускай дразнят.