Айза - Альберто Васкес-Фигероа (1984)

Айзе, как никому другому, было хорошо известно, сколько всего пришлось вынести матери в последнее время и сколько еще предстояло вынести в будущем. И ей казалось, что слишком жестоко делиться с ней уверенностью, что ни один мертвец не находит себе покоя, после того как оставляет людей, которых любит.

Из долгих разговоров, которые Айза вела на рассвете с дедушкой Езекиелем, Флоридой или многими другими, являвшимися за утешением, которое она едва ли могла им дать, девушка постепенно пришла к выводу, что мертвые не желают успокаиваться, пока снова не почувствуют себя в компании тех, кого больше всего любили при жизни, и никогда не отваживаются в одиночку начать длинное путешествие в небытие.

— Ты думаешь, что я сумасшедшая?

— Быть непохожей на других совсем не значит быть сумасшедшей, если только ты сама не вобьешь эту мысль себе в голову. Если тебе кажется естественным разговаривать с мертвыми или усмирять животных, продолжай это делать и больше об этом не думай.

Однако не думать об этом не получалось, особенно с тех пор, как через москитную сетку, закрывавшую окно, за ней частенько наблюдали одноглазый Абигайль Баэс, упорно не соглашавшийся слезть с коня, словно прямо на нем он и отправился на тот свет, или молоденькая индианка с круглыми испуганными глазами, которая лишь неделю спустя призналась ей, что она Найма и что в могилу под саманом ее свел туберкулез после двух лет замужества за Акилесом Анайей.

Айза решила ничего не говорить старику управляющему. Ей не хотелось расстраивать этого льянеро с чистым и спокойным взглядом, готового к своему последнему галопу. Дело в том, что женщина, память о которой он хранил с такой любовью, ставила ему в вину то, что он увез ее из далекой сельвы на реке Рорайме в «цивилизацию», где ее тело оказалось беззащитно перед болезнями.

— Он не захотел остаться там с моей семьей, — рассказывала она Айзе. — Он не любил меня достаточно сильно, чтобы разделить мой мир. А я действительно его любила и последовала за ним, и вот теперь я мертва. Я уже столько времени мертва, а все жду его!

Прогуливаясь неподалеку от могилы в дневное время, Айза спрашивала себя, действительно ли жена управляющего была индианкой и болела туберкулезом или это была всего лишь одна из нелепых фантазий, заполнявших ее сны и ум. Однако в глубине души она знала, что точно так же как Абигайль Баэс был таким, каким она его описала: одноглазым и в белом лики-лики[37], запачканном кровью, — так и Найма тоже некогда обитала в этом доме, садилась на галерее, смотрела на пустынную саванну и прислушивалась к тому, как туберкулез пожирает ее легкие.

Какой ужас, должно быть, испытывала бедная полудикая девушка, появившаяся на свет в дремучих лесах и оказавшаяся один на один — так далеко от своего мира — с одной из тех болезней, которые продолжали делать свое черное дело и безжалостно косили людей ее расы!

Иногда Айза приближалась к постройкам, в которых ютились индейцы в окружении свиней, собак и кур, и безуспешно пыталась подружиться с женщинами. Они еще не достигли тридцатилетнего возраста, а уже были старухами с обвисшими грудями, увядшей кожей, и по их глазам было видно, что они не ждут от жизни ничего, кроме смерти.

От свирепых племен, некогда господствовавших в саванне, постепенно под напором белого человека остались лишь небольшие группы индейцев, прятавшиеся в самой чаще дремучего леса; рядом пасся одичавший скот (чтобы всегда была возможность прокормиться, изловив корову). Некоторые индейцы окончательно сложили оружие, сведя свое существование к полурабству, и теперь зависели от каприза или доброй воли своих хозяев.