Айза - Альберто Васкес-Фигероа (1984)

Он снял рубашку, и его мощный торс и руки, красивые и мощные, вновь поразили Селесте Баэс. Она не раз останавливалась, поглощенная созерцанием того, как работает каждый мускул этого тела, которое казалось сделанным из стали; одной-единственной рукой этот богатырь с квадратной челюстью смог бы укротить самого строптивого и дикого жеребца.

Казалось, его ничего не останавливало: ни ураганный грохочущий ветер, ни назойливая слепящая пыль, ни солнце, угрожавшее растопить мозги. Пот стекал по его волосатой груди и бычьей шее, а он не обращал на это внимания, увлеченный мыслью, что у него скоро появится киль нового судна.

Казалось, дух деда Езекиеля, в последнее время блуждавший вдали, «потому что сбивался с пути в этих саваннах», неожиданно вернулся, словно хотел понаблюдать до мельчайших деталей за рождением шхуны — близнеца той, которую он сам построил столько лет назад. Айзе удалось его увидеть: он прислонился спиной к мерею[57] и с одобрением оглядывал замечательный ствол хабильо[58], которому предстояло так же отважно бороздить волны, как и тому, который он однажды нашел на Роке-дель-Эсте, и целой флотилии шаланд пришлось перевозить его на пески Плайа-Бланка.

История повторялась, и Вглубьморя, рыбаки с самого основания рода, заложив новый корабль — тот, что однажды доставит их к морю, которое им никогда не следовало покидать, — возвращались к своим истокам.

Это означало начать все заново, восстать из пепла, докопаться до самых своих корней и нащупать точку опоры, которой им не хватало с того момента, когда «Волчий остров» пошел ко дну, увлекая за собой Абелая Пердомо, который до того был неоспоримым главой семьи.

На закате, когда на несколько мгновений переменился ветер и солнце, поливавшее огнем равнину, устроило себе передышку на ночь, Асдрубаль уселся на ступеньку крыльца недалеко от деда, хотя и не мог его видеть, и погладил руку матери, стоявшей рядом.

— Это будет замечательный корабль, — сказал он, не сводя взгляда с бревна, которое словно было наделено собственной жизнью. — Корабль, способный пересечь океан, возвращаясь на Лансароте.

Аурелия вспомнила, как они с мужем занимались любовью прямо у штурвала «Волчьего острова», когда во время их свадебного путешествия он повез ее ловить рыбу к берегам Мавра, и кивнула в знак согласия, гладя курчавые волосы сына.

— Очень красивый! — сказала она. — Самый красивый корабль, который когда-либо был построен в сердце венесуэльских льянос.

~~~

Пыль стала еще плотнее, потому что огромная туча, поднимавшаяся к небу, двигалась против ветра. Это было совершенно необъяснимое явление, только они его не замечали, пока Селесте не прекратила работу — она забивала длинные гвозди, чтобы закрепить кровлю навеса, — и с вершины лестницы не указала на юг.

— Что там такое, Акилес? — спросила она. — Похоже на скот.

Старик управляющий прищурился, вглядываясь в даль, и наконец подтвердил хриплым голосом:

— Это скот, детка. Или я мало что смыслю в быках, или сюда направляется по меньшей мере три тысячи животных.

— А что делают три тысячи голов на моих землях? У нас здесь никогда столько не было.

— Может, они следуют мимо, — встрял в разговор Себастьян.

— Мимо? — удивилась льянеро. — Даже самому глупому похитителю скота не придет в голову перегонять быков по саванне в такую сушь и пыль. Стоит только зазеваться, и они разбредутся кто куда, и у него не будет другого выхода, кроме как отправиться на поиски немногих оставшихся аж в Колумбию. — Селесте бросила взгляд на Акилеса Анайю и махнула молотком вдаль: — Дуй туда и скажи тому, кто бы это ни был, чтобы сворачивал на запад.

Не прошло и трех минут, как старик оседлал лошадь и поскакал галопом. В тот же момент всадник, который был направляющим, в свою очередь отделился от стада и помчался ему навстречу на огромном мраморном коне.