Канцлер Империи - Величко Андрей Феликсович

— Да не я, а следственный комитет и прокуратура. Неужели вы верите, что они никогда в жизни не допускали ни малейшего нарушения законов?

Посмотрев на своего визави, я решил разъяснить этот вопрос поосновательней.

— Вы слышали термин «неотвратимость наказания»? Так вот, строго говоря, это фикция. Полной неотвратимости за всю историю человечества не было, и я сильно подозреваю, что ее лет сто еще не будет. Для нарушившего закон всегда существует вероятность избежать наказания, и весь вопрос только в том, по каким признакам будет происходить ее распределение. Например, возьмем того же недавно почившего в насквозь демократической Америке Моргана — да по нему же за его железнодорожные и нефтяные дела давно виселица плакала! Однако тогда не нашлось достаточно решительных конкурентов, чтобы профинансировать выполнение американской Фемидой своих обязанностей. То есть при демократии степень слепоты карательных органов зависит от толщины кошелька клиента. Согласитесь, что этот параметр не имеет ни малейшего отношения к интересам государства. У нас нечто похожее в том смысле, что переловить всех нарушителей физически невозможно, даже увеличь я штаты полиции хоть в десять раз. Но решает, кому первому знакомиться с правоохранительными органами, не случай в лице купленной на корню прокурорской братии, а император — ну или ваш покорный слуга, как его первый заместитель. Это лучше хотя бы тем, что купленный чиновник блюдет исключительно интересы своего нанимателя и свои собственные, а император вполне может руководствоваться и государственными. Ну, и возвращаясь к нашим баранам… Административный кодекс вы наверняка читали, уже скоро год, как он действует. Но на всякий случай напомню, что полагается за нелегальную политическую партию. Организаторам — штраф в двадцать процентов от состояния и имущества, но не менее двух с половиной тысяч рублей. Руководящему ядру партии — десять процентов и полторы тысячи соответственно. Ну, а с рядовых членов всего по пятьсот рублей. И вы что, хотите, чтобы я лично проследил за тем, чтобы именно эти меры и были приняты ко всей партии? Или все-таки давайте ограничимся только наиболее одиозными личностями, список которых вы мне сейчас и напишите?

Арон Самуилович внял моим аргументам, пододвинул листок поближе и начал строчить. Понаблюдав за его вдохновенным трудом, я счел необходимым заметить:

— Вы знаете, я же живой человек, и у меня есть свои слабости. Вот не люблю я, когда мне пытаются втюхать что-то недоброкачественное, а уж если это «что-то» — информация, то я и вовсе зверею. Даже самому потом на похоронах иногда бывает несколько неудобно…

Рука творца дрогнула, он быстро зачеркнул четыре фамилии, дописал еще две и передал мне список, сопроводив это действие кротким взглядом.

Я мельком проглядел перечень — больше половины фамилий были мне не знакомы. Ладно, послушаем, что про него скажут Алафузов и, пожалуй, Сталин, а пока продолжим беседу.

— Мне еще вот какой вопрос покоя не дает — почему Бунд до сих пор нелегален? Террором вы не увлекались, призывы к насильственному свержению существующего строя тоже вовсе не являются основным содержанием вашей агитации… Неужели дело только в запрете стачек на оборонных предприятиях и телеграфе?

— Нет, — покачал головой мой собеседник, — просто в такой ответственный момент, как сейчас, партия должна заниматься чем-нибудь одним. И если начнутся споры про легализацию, то сил на работу по созданию государства может и не хватить.

Арон Самуилович замолчал, видимо, собираясь с мыслями. И, кажется, собрался — даже внешность слегка изменилась, то есть почти исчезло сходство с обеспокоенным поросенком.

— Георгий Андреевич, можно задать вам непосредственно к этому делу не относящийся вопрос? Сразу хочу сказать, что он непростой… возможно, вы даже сочтете его оскорбительным. Но он настолько важен, что я готов рискнуть!