Просто дети - Патти Смит (2010)

В “Эль-Кихоте” мы всегда примечали, кто заказал омаров. Как только посетитель расплачивался и уходил, я ссыпала клешни омаров в салфетку. Дома Роберт мыл клешни, отшкуривал и красил аэрозольной краской. Я произносила молитву, благодаря омара за пожертвованные клешни, а Роберт нанизывал их на веревочку, перемежая узелками и медными бусинами. Я делала браслеты: сплетала кожаные обувные шнурки и дополняла мелкими бусинами. Всю нашу продукцию Роберт преспокойно навешивал на себя: надеялся найти покупателей. Во всяком случае, смотрели на него с любопытством.

Сами мы любили обедать в кафе-автомате, хотя там омаров не подавали. В автоматах обслуживали быстро, а блюда, несмотря на дешевизну, были по-домашнему вкусные. Роберт, Гарри и я часто ходили туда втроем, причем у ребят сборы в дорогу часто длились намного дольше, чем сам обед.

Обычно получалось так. Иду звать Гарри. Он куда-то задевал ключи. Шарю по полу, нахожу ключи под каким-нибудь эзотерическим трактатом. Гарри садится читать этот трактат и по ассоциации вспоминает, что ему нужно найти другую книгу. Пока я ищу второй трактат, Гарри забивает косяк. Приходит Роберт, и они с Гарри курят. Я понимаю: мне тут делать нечего – по обкурке у них уйдет целый час на любое минутное дело. Потом Роберт решает надеть джинсовый жилет, который сделал, отрезав рукава от своей куртки, и возвращается к нам. Гарри изрекает, что мое черное бархатное платье слишком мрачно выглядит, чтобы носить его днем. Пока мы спускаемся по лестнице, Роберт навстречу нам взмывает на лифте: бестолковая суета, точно в стишке про валлийца Теффи[73].

“Хорн и Хардарт” – король всех кафе-автоматов – находился прямо за рыболовным магазином. Занимаешь место за столиком, берешь поднос, идешь к рядам окошек в дальней стене. Опускаешь в прорезь монетки, открываешь стеклянную дверцу, достаешь сэндвич или свежий яблочный пирог. Казалось, эта система навеяна мультиками про Багза Банни и Даффи-Дака. Больше всего я любила тушеную курицу с овощами или особый сэндвич: булка с маком, сверху сыр, горчица и листья салата. Роберту нравились оба их фирменных блюда – запеканка из макарон с сыром и шоколадное молоко. Роберт с Гарри дивились, что я равнодушна к легендарному шоколадному молоку от “Хорн и Хардарт”, но мне оно казалось слишком густым: я выросла на шоколадном сиропе “Боско” и порошковом молоке. В общем, я предпочитала кофе.

Я постоянно чувствовала голод: обмен веществ у меня был быстрый. Роберт мог обходиться без еды намного дольше, чем я. Если у нас кончались деньги, мы вообще ничего не ели. Роберт еще кое-как держался на ногах, хотя его шатало, но я едва не падала в обморок. Однажды, когда на улице моросил дождь, я почувствовала: меня зовет сэндвич с сыром и салатом. Я перерыла все наши вещи, набрала ровно пятьдесят пять центов, облачилась в серое пальто-бушлат и “маяковскую” кепку и отправилась в автомат.

Взяла поднос, опустила монеты, потянула за ручку: окошко не открывалось. Дернула еще раз – не поддается. И тут я разглядела, что сэндвич подорожал – теперь он стоил шестьдесят пять центов. Я расстроилась – это еще мягко сказано. И вдруг у меня над ухом прозвучало:

– Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?

Я обернулась. Передо мной стоял Аллен Гинзберг. Мы не были знакомы, но я сразу узнала одного из наших великих поэтов и политических активистов: внешность приметная. Я взглянула в его серьезные темные глаза, под масть его темной кудрявой бороде, и молча кивнула. Аллен добавил недостающий десятицентовик и угостил меня чашкой кофе. Я молча последовала за ним к его столику и вгрызлась в сэндвич.

Аллен представился. Он заговорил об Уолте Уитмене, а я упомянула, что провела детство близ Кэмдена, где Уитмен похоронен. Тут Аллен наклонился вперед и пристально посмотрел на меня:

– Вы женщина?

– Да, – сказала я. – Что-то не так?

Он засмеялся:

– Извините меня. Я принял вас за очень красивого юношу.

Я тут же смекнула что к чему: