Просто дети - Патти Смит (2010)

– Напиши для нашей маленькой леди стихотворение, – сказал он, и я обещала.

Чтобы написать элегию на смерть такой девушки, как Эди, мне требовалось разбудить в себе что-то девчоночье. Пришлось задуматься, что значит быть женщиной, и я погрузилась в глубины своего естества, а дорогу мне указывала девушка, которая позировала фотографу на фоне белой лошади.

Настроение у меня было битническое. Вокруг невысокими стопками лежали мои библии. “Святые варвары”[102]. “Сердитые молодые люди”[103]. Мне попались стихи Рэя Бремстера. Он-то и расшевелил меня всерьез. Рэй, человек-саксофон. Чувствовалось, с какой легкостью он импровизирует: слова лились свободным потоком, точно он просто конспектировал свои мысли. В приливе вдохновения я поставила на проигрыватель диск Колтрейна, но дело не шло. Почувствовала: я не пишу, а просто дрочу.

Однажды Трумэн Капоте съязвил, что Керуак не пишет, а печатает на машинке. Но Керуак, барабаня по клавишам, выплескивал на бумагу свою личность. А вот я действительно только печатаю. Я раздосадованно вскочила.

Раскрыла антологию битников, набрела на “Море манит к себе” Джорджа Мендела. Прочитала вполголоса, и еще раз, уже во всю глотку, чтобы постичь море, которое он облек в слова и ускоряющийся ритм волн. Меня понесло: я то изрыгала строчки Корсо и Маяковского, то снова возвращалась к морю, чтобы Джордж столкнул меня с обрыва.

Бесшумно, своим кошачьим шагом, вошел Роберт. Присел, мерно кивая. Слушал каждой клеточкой тела и души. Мой художник, ни за что не соглашавшийся читать книги. Потом потянулся и взял с пола ворох стихов.

– Тебе надо бережнее обращаться со своими произведениями, – сказал он.

– Да я так, сама даже не понимаю, что пишу, – пожала я плечами, – но бросить не могу. Я точно слепой скульптор: кромсаю на ощупь.

– Ты должна показать людям, что ты умеешь. Что ж ты не устроишь чтения?

Писательство начинало угнетать меня: оно давало слишком мало работы моему телу.

Но Роберт сказал мне, что кое-что придумал:

– Патти, я организую тебе чтения.

Я вовсе не надеялась, что в обозримом будущем выступлю на собственном поэтическом вечере, но идея Роберта меня все-таки заинтересовала. Я писала стихи, добиваясь, чтобы они нравились мне самой и еще небольшой горстке людей. Пожалуй, пора выяснить, смогу ли я выдержать экзамен в стиле Грегори. В глубине души я знала, что готова.

Для рок-журналов я тоже стала писать больше – для “Кродэдди”, “Серкус”, “Роллинг стоун”. В те времена профессия музыкального обозревателя могла быть высоким призванием. Я высоко ценила, например, Пола Уильямса, Ника Тошеса, Ричарда Мельцера и Сэнди Перлмена. Сама я брала пример с Бодлера, автора блестящих идиосинкразических статей об искусстве и литературе xix века.

Мне прислали на рецензию двойной альбом Лотте Ленья. Я твердо решила: эта великая артистка заслуживает признания. Позвонила Дженну Веннеру в “Роллинг стоун”. До этого я с ним даже ни разу не разговаривала, и моя просьба его, видно, озадачила. Но когда я сказала, что на обложке “Bringing It All Back Home” Дилан держит в руках пластинку Лотте Ленья, Веннер смилостивился. Я настроилась на нужный лад, когда писала эпитафию Эди Седжвик, и теперь старалась подчеркнуть роль Лотте Ленья не только как артистки, но и как яркой женщины. Сосредоточенная работа над статьей просочилась, как кровь, в мои стихи, дала мне новый метод самовыражения. Я не верила, что статью опубликуют, но Дженн позвонил.

– Выражаешься ты как шофер-дальнобойщик, а статью написала изящную, – заметил он.