На лужайке Эйнштейна. Что такое ничто, и где начинается всё - Аманда Гефтер (2014)

– Есть ли надежда построить космологию в деситтеровском пространстве? – спросила я.

– Есть три идеи, – сказал Сасскинд.

Первая заключается в том, чтобы рассмотреть границу нашей Вселенной в бесконечно далеком будущем и построить теорию поля, которая закодирует наше высокоразмерное деситтеровское пространство в виде голограммы. Если бы это сработало, то у нас было бы dS/CFT-соответствие.

Сасскинд, однако, не был уверен, что эта идея как-то особенно хороша.

– Она может вести в никуда, потому что предполагает глобальный подход, – сказал он. – Световые конусы всех наблюдателей – Сэйфа, Скруда и любого другого – должны быть закодированы вместе.

Наличие голограммы в бесконечно далеком будущем вряд ли будет кому-нибудь особенно полезно, потому что чей бы мир ей тогда описывать? Ни один наблюдатель не имеет доступа ко всему пространству; только в глобальной божественной перспективе можно придать смысл голограмме, которая бы одновременно описывала внутренние и внешние области, разделенные горизонтами событий. В соответствии с обобщенным принципом дополнительности голограмма не имеет смысла – это привело бы к ошибке при подсчете числа слонов и нарушало законы квантовой механики.

– Из обобщенного принципа дополнительности мы знаем, что квантовая механика применима только в пределах одной причинно-связанной области, – сказал Сасскинд.

Это что касается dS/CFT-соответствия.

– Вторая идея, – сказал Сасскинд, – состоит в том, чтобы сформулировать физику в рамках одной причинно-связанной области в деситтеровском пространстве.

В этой идее больше смысла. Просто поместите голограммы на горизонт событий одного наблюдателя. Если каждый из нас обречен на существование со своим собственным горизонтом, почему бы не использовать это и не построить дуальную физику, применимую внутри него? Конечно, горизонт событий зависит от наблюдателя. Что, в свою очередь, делает космическую голограмму тоже зависимой от наблюдателя. Что, в свою очередь, делает Вселенную зависимой от наблюдателя.

– А это вряд ли может быть правильным, – сказал Сасскинд, – потому что деситтеровское пространство может из-за этого распасться.

Как объяснил Буссо, во Вселенной, где правит бал хаотическая инфляция, любой вакуум с положительной космологической постоянной неустойчив и обречен на распад. Наш вакуум, с небольшим количеством темной энергии, – это ложный вакуум, он временно стабилен, даже если «временно» означает миллиарды лет, но в конце концов его ждет переход в более низкое энергетическое состояние. Такое случалось и раньше и называлось «Большой взрыв».

– Согласно нашему пониманию хаотической инфляции, – сказал Сасскинд, – конечная точка эволюции вдоль любой траектории – это открытая фридмановская вселенная.

Когда наше пространство распадается, оно переходит в состояние с меньшей космологической постоянной; в свою очередь, этот вакуум, скорее всего, тоже распадется и перейдет в еще более низкое энергетическое состояние, и так далее, и так далее, нисходя вниз по холмам ландшафта теории струн, пока он не окажется в самой низкой долине с нулевой космологической постоянной, с обычным расширяющимся плоским пространством, также известным как пространство с метрикой Фридмана – Робертсона – Уокера, сокращенно FRW-метрикой, или просто фридмановское пространство.

– Непонятно, насколько это помогает, – сказал Сасскинд, – но это возможно.

«Ну, конечно, – подумала я. – Обычное расширяющееся плоское пространство – это то, что нам нужно, чтобы сделать S-матрицу инвариантной и придать смысл теории струн. В таком пространстве существует реальность, потому что все наблюдатели могут увидеть то же самое».

– Это помогает, так как наблюдатели не будут ограничены горизонтом? – отважилась спросить я.

Он кивнул: