Его рассуждения напомнили мне Уилера. На первый взгляд, они были слишком разными людьми. Где Уилер говорил сладким и мягким голосом, Сасскинд был дерзким и жестким; где Уилер был открыт для явных спекуляций, Сасскинд был осторожен и скептичен. Но оба физика любили смелые идеи, обладали интуицией, и оба опережали свое время.

– Могу я попросить вас оказать мне одну услугу? – спросил папа, потянувшись за своим портфелем.

«О боже, – подумала я. – Что он задумал?»

Он вытащил книгу Сасскинда «Голографическая Вселенная».

– Подпишите, пожалуйста!

Я покраснела. Я пыталась вести себя нейтрально и профессионально, а он повел себя как фанат кинозвезды. Но когда Сасскинд сделал надпись на книге, я улыбнулась. Много лет назад мой отец поверил в меня и доверил тогда, в китайском ресторане, свои мысли о том, что такое ничто, о H-состоянии, о Вселенной. Теперь, спустя шестнадцать лет, мне стало казаться, что мы поменялись ролями, я начала возвращать ему долг.

Сасскинд вышел на улицу, я повернулась к отцу.

– Что с тобой происходило, когда мы с Ленни вернулись к нашему столику? – спросила я его.

Он засмеялся:

– Я подумал: «Боже праведный! Ленни Сасскинд несет мне кофе!»

Все, что я знала о путешествиях на автомобиле, я прочитала у Джека Керуака. Дорога уходит в бесконечность. Люди погружаются в свои мечты. Эта поездка была именно такой, за исключением того, что вместо мудрых автостопщиков в ней были физики, а вместо дешевых мотелей нас ждали «Мариотт» и подобные ему, вместо столовых и буфетов – заведения типа «Джамба-джусис» и суси-бары, и вместо того чтобы мчаться по шоссе с Дином Мориарти в «Кадиллаке», я катила со своими родителями в арендованной «Тойоте». Зато цель была та же. Просветление. Или реальность. Или – вы можете назвать это как-то по-другому.

Мы ехали из Сан-Франциско в Санта-Барбару, останавливаясь по дороге в маленьких прибрежных городках. Мама сидела впереди с папой. Я удобно устроилась на заднем сиденье, наблюдая мир, проносящийся мимо за окном. Я смотрела на пышные зеленые холмы и горы, возвышающиеся вдали, пальмы, бескрайнее небо, океан, уходящий до горизонта. Я хотела испытывать благоговение перед красотой природы и величием земли. Разве это не то, что вы должны чувствовать при виде всего этого? Трепет? Только я почему-то ничего такого не испытывала. Мне не казалось это чудесным или величественным, – по крайней мере, в сравнении с мыслями, которые роились в моей голове. В течение многих лет мы пытались разгадать тайну природы реальности за окном, в то время как на самом деле все, что я действительно хотела разгадать, – это мир у меня в голове. Но есть ли разница? Чтобы вы ни говорили, никакого «снаружи» не существует.

Может быть, все дело было в том, что я знала: мир за окном – деревья, небо, горы, океан – были всего лишь вершиной космического айсберга, чем-то незначительным в природе вещей. Что ничто из них не принадлежало окончательной реальности. Набоков однажды написал о «реальности», что это «странное слово, которое ничего не значит без кавычек», и я начинала понимать, что именно он имел в виду. Я проводила пальцем по стеклу, рисуя кавычки вокруг гор: «горы». Но когда я смотрела на стекло, все, что я видела, были мои собственные карие глаза, глядящие на меня: «я».

Золотой век космологии прошел ужасно быстро, и было еще не ясно, что должно было прийти ему на смену. Я понимала мысль Сасскинда о FRW/CFT-соответствии, но распад деситтеровского пространства, необходимый для этого, направляется хаотической инфляцией. Вы не можете говорить об инфляции без описания Вселенной за пределами нашего космического горизонта как неотъемлемой части все той же единой реальности. Хаотическая инфляция невозможна без всеохватного взгляда на мир глазами Бога, и поэтому с самого начала казалась мне нефизической и нелогичной моделью, к чему вообще о ней упоминать?