Богам божье, людям людское - Красницкий Евгений Сергеевич (2010)

«Перебор, сэр, ну нельзя же так! Парень вас чуть ли не за отца родного держит, а вы с ним, как с дерьмократом в кулуарах Госдумы. Нервы, конечно, не железные, но своего-то зачем?».

— Все, Рось, все, хватит! — Мишка снова приобнял крестника за плечи. — Ну, перестань, перестань… эк тебя пробило-то. Хватит, я сказал! Испробовал на себе истину «не суди и да не судим будешь»? Вот и не суди.

— Но как же?..

— Всему свой срок, Роська, не спеши, воспитаем ребят, как надо, только не дави, не ломай. Время такая штука… оно все перебарывает, сам убедишься… со временем. Ну, вот представь себе: переженятся наши отроки, родятся у них детишки. Кто им сказки да легенды рассказывать будет? Деды и бабки, так?

— Так… но они же язычники?!

— Погоди, Рось, не спеши. Потом и у тех детей родятся свои дети. И они уже будут спрашивать у своих дедов и бабок: как устроен мир, почему гремит гром, что с человеком происходит после смерти?

— Ага! А они уже христиане, и станут рассказывать…

— Нет, Роська, если бы все было так легко и просто! На самом же деле… понимаешь, сказки-то малым детям мы рассказываем, по большей части те, которые сами в детстве слышали. Так что… не знаю. Кто-то, конечно, и Святое Писание внукам возьмется пересказывать, а кто-то языческие сказания, а скорее всего, и то и другое вперемешку. Но пройдет еще несколько поколений, и однажды на вопрос внучат: «Что бывает с людьми после смерти?», уже никто не произнесет слово «Ирий», а только слова «Ад» и «Рай». Вот тогда… вот тогда и произойдет то, чего ты хочешь добиться всего-навсего за три месяца!

— Так мы же и не доживем…

— Андрей Первозванный тоже не дожил, а Русь-то крестили!

— Минь… Крестный, ты так говоришь, будто тебе не четырнадцать лет, а четыреста…

— Ну, так и ты, православный воин Василий, тоже с отроками разговариваешь не от себя, а опираясь на одиннадцать веков христианства. Или не так?

— Я, как-то, и не задумывался…

— Ну так задумайся: что такое три месяца, по сравнению с тысячелетием? А теперь ступай, присмотри там, но в меру, с разумением.

— Но отец Михаил…

— Исполнять! Могилы, кстати, пусть тоже седьмой десяток роет. А кресты на могилах позже поставим. Все, урядник Василий, спорить и возражать запрещаю! Иди, командуй седьмым десятком

«Мда-с, досточтимый сэр, мировоззренческий конфликт между поколениями… в какую еще сторону вывернется — поди угадай. Ладно, еще сейчас — «это бог неправильный, а вот этот правильный», а придет время и вслух будет сказано: «Бога нет!».

И какой из сего заявления надлежало сделать вывод? Все дозволено? Этим вопросом, помнится, мучились персонажи Достоевского. А Максим Горький устами своего героя заявил: «Все — в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное — дело его рук и его мозга!». Все, почему-то, помнят из этого монолога Сатина только слова: «Человек — это звучит гордо!», а ведь, по сути, это — манифест атеизма. И публика рукоплескала! Граждане Империи, где православие было государственной религией и без справки от приходского священника нельзя было получить паспорт! Да, на театральных подмостках это — красиво, смело, возвышенно! А в жизни? Когда дошло до дела, то только шмотья полетели, причем, шмотья кровавые, а те, кого в школах подзатыльниками и розгами заставляли учить Закон Божий, с уханьем и присвистом валили кресты с куполов…

Не то ли и вы, сэр, сейчас творите? Да, под угрозой наказания «курсанты» уже не блеют и не кукарекают во время молитвы, но… Амфилохий и Пахом — дети одного рода, пусть и дальние, но родичи — подняли оружие друг на друга, вопреки обычаям, освященным веками! Не ваших ли рук дело? Старые правила, вроде бы можно уже и не исполнять, а новые еще не стали непреложной истиной…