Сын Спартака - Саймон Скэрроу (2013)

– Децим, тебе придется кое о чем рассказать мне.

– Хочешь знать, жива ли твоя мать?

– Да.

Децим ненадолго замолк, потом заговорил:

– Не знаю, что тебе сказать, чтобы это прозвучало помягче. Если я скажу, что она жива, это утешит тебя, но только до тех пор, пока ты не поймешь, что для нее значит быть живой. Тебе известно, что я послал ее в свое поместье в Пелопоннесе. Место, где рабы трудятся до полного истощения или пока болезнь не убьет их. С другой стороны, если я скажу тебе, что она мертва, ты будешь знать, что жить тебе незачем. Итак, мой мальчик, что ты предпочитаешь?

– Я хочу знать правду, – твердо ответил Марк. – Какая бы она ни была.

– Правду… – Децим подул на руки, пытаясь их согреть. – Правда в том, что твоя мать еще жива. Она слишком красивая, чтобы ее убивать, и слишком гордая, чтобы у меня не возникло желания сломить ее.

Марк вздохнул с облегчением, услышав, что его мама жива. Потом до него дошел смысл последних слов, и у него волосы встали дыбом на затылке.

– Ты… У тебя какие-то чувства к ней?

– Конечно. Я такой же человек из плоти и крови, каким был твой отец. Почему она не может привлекать меня, как привлекала твоего отца? Она ведь была его женой. Несколько лет назад, когда Тит пришел ко мне занять денег, он взял ее с собой в Страт. Там я впервые ее встретил. В следующий раз я увидел ее у вас на ферме, когда лично пришел за первым взносом. Уже тогда я знал, что Тит никогда не сможет расплатиться и погрязнет в долгах. И я сделал ей предложение – оставить его и уйти со мной, в таком случае я спишу долг. Иначе Тит потеряет все: ферму, Ливию и тебя. Я продам вас в рабство, чтобы вернуть свои деньги. – Децим сухо засмеялся. – И знаешь, что она сделала? Она плюнула мне в лицо и сказала, что скорее умрет, чем будет моей. Ну и как тебе это, а? Твоя мать смелая. Даже смелее того дурака Тита. Да, мне кажется, в тебе больше от нее, чем от него… А теперь она останется в моем поместье и будет работать на полях до тех пор, пока не вымолит у меня прощение.

Пока Марк слушал рассказ Децима о матери, его удивление постепенно перешло в отвращение. Мысль об этой подлой, омерзительной змее, свернувшейся кольцами вокруг нее, вызвала сильный приступ тошноты. Нет, он не должен этого допустить. Он должен найти путь к спасению – убежать или выжить. И если Дециму удастся выкупить свою свободу, Марк все равно найдет его, как только освободится. Он молча дал клятву всем богам, что не успокоится, пока не уничтожит Децима.

Децим с трудом поднялся, нависнув в темноте над Марком.

– Я был рад поговорить с тобой. Но что-то подсказывает мне, что было бы безрассудно провести ночь так близко от тебя: вдруг тебе захочется что-нибудь сделать со мной. Спи спокойно, молодой человек, если сможешь. Не пытайся приблизиться ко мне. Термон будет следить за тобой.

– Термон? Здесь?

– Конечно. Я всегда держу его при себе. Хотя из-за тебя ему пришлось изменить внешность.

У Марка в голове заметались мысли. Значит, все это время Термон был среди приспешников Децима? Он вспомнил их лица, но сначала не связал никого из них с человеком, которого ясно видел несколько раз. И вдруг… Ну конечно! Бритоголовый человек с бородой. Затаившийся, ждущий приказа и удобного случая нанести Цезарю удар.

Децим, шаркая, пошел обратно, а Марк забился в угол и погрузился в мрачные мысли, полные ненависти и мести.

XVIII

Рано утром, когда солнце тускло светило сквозь редкий туман, пришел мятежник будить пленных. За ночь умерли два человека. Накануне, пытаясь ускользнуть из ловушки, они скинули с себя доспехи и плащи, чтобы легче было бежать, и остались в туниках, которые не могли их согреть. Всю ночь они просидели, сжавшись в комок, и так и умерли. На замерзших лицах сохранилось выражение мирной дремоты.