Ведьмы. Запретная магия - Луиза Морган (2017)

– Не обращай внимания, – прошептала она, когда Луизетт вернулась к своему занятию. – Она просто беспокоится, чтобы нас не раскрыли. Чем больше людей знает о нас, тем большей опасности мы подвергаемся. Вот почему мы делаем все тайно. Твои дяди запретили нам это из-за риска быть обнаруженными, но мы…

– Но почему нам грозит опасность? – перебила ее Урсула. Она смотрела то на одно, то на другое знакомое морщинистое лицо и читала на них опасение и недовольство.

– Я же говорила, что не стоит брать ее с собой, – заявила Луизетт, державшая кувшин над алтарем. – Она слишком мала, чтобы понять.

– Ей столько же, сколько было мне, когда вы посвятили меня, – сказала Нанетт.

– Она водится с детьми из Марасиона. И ходит с ними в церковь Святого Илария.

– Мы обязаны рассказать ей все. Она имеет право знать свою историю.

– Ты должна сделать это, – вмешалась тетя Флоранс.

– Я знаю, – огрызнулась Нанетт.

– C’est important[38].

Флеретт нарушила привычное молчание и прошептала:

– В ребенке есть страх.

– Страх? Ей всего тринадцать!

– Пора, – еле слышно проговорила Флеретт и сделала шаг назад.

Урсула повернулась к матери, вопросительно протянув к ней руки. Нанетт уперлась кулаками в бедра и свирепо посмотрела на старших сестер:

– Я бы хотела сначала объяснить ей! Вы заставляли меня ждать, вы все! На Остару вы говорили, что я должна подождать!

Анн-Мари, будучи миротворцем по натуре, проговорила:

– И ты ждала, за что мы все тебе благодарны, разве не так? Но сейчас полночь. И мы не хотим упустить момент. Давайте займемся нашим делом, а Урсуле можно все объяснить потом.

Ссора прекратилась. Луизетт брызнула несколько капель соленой воды на алтарь, и шесть женщин собрались вокруг него. Каждая набросила на голову длинный платок. Луизетт разлила тонкую струйку воды по кругу вокруг них и зажгла новую свечу, стоявшую возле кристалла. Ее чистое пламя очерчивало силуэты женщин. Урсула смотрела на происходящее, распахнув глаза и подперев подбородок руками.

Женщины начали петь на старофранцузском. Урсула понимала не больше половины слов. Луизетт провозглашала что-то, а другие отвечали, а после, тонко и неслаженно, все шестеро пели что-то похожее на стихи.

Это своего рода гимн, решила Урсула, которая несколько раз была в церкви Святого Илария с детьми Миган. Она не понимала бóльшую часть службы, но ей нравилось пение и то, как слова отражались от каменных стен храма. Этот гимн тоже отзывался эхом, но высокие голоса с размытыми звуками вызывали скорее недоумение, чем производили впечатляющий эффект. Когда женщины начали покачиваться, закрывать глаза, поднимать руки с рвением, которое никогда не выказывали прихожане англиканской церкви, по телу Урсулы побежали мурашки. Она знала этих женщин всю жизнь, но теперь они казались ей пришельцами с небес.

Прошел час, прежде чем ритуал подошел к концу – с декламацией имен, которые, за исключением бабушки, были незнакомы Урсуле. Красивые, таинственные имена: Лилиан, Иветт, Маддалена, Ирина. К этому моменту Урсула уже сползла вниз, на свернутый плащ, и, обхватив себя руками, прижалась спиной к ледяному граниту. Когда женщины повернулись к ней, она подумала, что все наконец закончилось и они могут идти домой. В предвкушении этого она поднялась на ноги и наклонилась, чтобы забрать плащ.

Выпрямившись, она встретилась взглядом с тетей Луизетт. Лицо ее осунулось, веки отяжелели. Луизетт схватила Урсулу за запястье твердой и сухой, как куриная лапа, рукой.

– Идем! – заявила Луизетт. – Теперь у нас есть на тебя время.

– Что?

Урсула выглянула из-за плеча тети. Остальные женщины, включая ее маму, все еще стояли вокруг алтаря. Они пристально смотрели на них, и даже Нанетт не улыбалась. Луизетт потянула ее, и Урсула прошла вокруг длинного высыхающего круга воды и встала рядом с матерью, в равной мере дрожа от усталости и страха.