Большие воды - Мадлен Л`Энгл (1986)

– Нет, ты только послушай! Неужели и у нас в колледже будет такая же фигня? «Представляется вполне очевидным добиологическое существование протеиновых предшественников полимеров, а следовательно, первичные существа не были альфа-аминокислотными». Надеюсь, она сама-то понимает, о чем пишет. Я лично ничегошеньки не понимаю.

Деннис перелистнул страницу:

– Ты на заголовок посмотри. «Вопрос на миллеон: курица или яйцо, аминокислоты или их полимеры». Может, она математический гений, но с правописанием у нее до сих пор не очень.

– В смысле, ты понимаешь, о чем она? – спросил Сэнди.

– Догадываюсь. Слышал же, мама с папой спорят за ужином: полимеры, виртуальные частицы, квазары и все такое. Ну и это из той же серии.

Сэнди уставился на близнеца:

– Ты чего, все это слушаешь?

– Конечно. Почему бы и нет? Нипочем не угадаешь, когда тебе пригодится какая-нибудь бесполезная фигня. А это что за книжка? Про бубонную чуму. О, это для меня, я же будущий врач!

Сэнди бросил взгляд через плечо:

– Она историческая, а не медицинская, дурачина.

– А знаешь, почему юристов никогда не кусают змеи? – спросил Деннис.

– Не знаю. И мне начхать.

– Слушай, это же ты хочешь стать юристом. Ну давай! Почему юристов никогда не кусают змеи?

– Сдаюсь. И почему же?

– Из профессиональной солидарности.

Сэнди скривился:

– Очень смешно. Ха-ха.

Деннис шмякнул поверх толстого ломтя ветчины горчицу.

– Когда я думаю, сколько нам еще учиться, я почти теряю аппетит.

– Почти.

– Ну, не совсем.

Сэнди открыл дверцу холодильника и стал высматривать, чего бы еще водрузить на бутерброд.

– Мы, похоже, съедаем больше, чем вся остальная семья, вместе взятая. Чарльз Уоллес ест как птичка. Хотя птички те еще проглоты, судя по тому, сколько мы тратим на птичий корм. Но ты понимаешь, о чем я.

– Хорошо хоть он в школе прижился и к нему никто не прикапывается, как раньше.

– Ему до сих пор по виду больше шести не дашь. Но мне через раз кажется, что он знает больше нас. Уж мы-то точно самые обычные и заурядные в нашей семье.

– Должен же в ней кто-то быть обычным и заурядным. И мы не полные тупицы. Я собираюсь стать врачом, а ты – юристом, мозги у нас тоже на месте. Пить хочу – умираю!

Сэнди открыл шкафчик над кухонной дверью. Всего год назад они могли достать до него лишь с табуретки.

– А где голландское какао? Именно его мне не хватает.

И Сэнди принялся доставать коробки с чечевицей, ячменем, фасолью, банки с тунцом и лососем.

– Спорим, мама забрала его в лабораторию. Пошли посмотрим. – Деннис отрезал себе еще ветчины.

Сэнди сунул в рот маринованный огурец.

– Нет, давай сперва доделаем бутерброды.

– Еда прежде всего. Ладно.

С бутербродами в дюйм[3] толщиной и с набитыми ртами они вышли в кладовую, а оттуда – в лабораторию. В начале века, когда этот дом был частью молочной фермы, помещение нынешней лаборатории использовали для хранения молока, масла и яиц, и в одном углу до сих пор стоял большой бидон, который теперь служил подставкой под лампу. Рабочая стойка с каменной раковиной годилась для лабораторного оборудования не хуже, чем для молока и яиц. Сейчас на ней стоял внушительного вида микроскоп, какие-то диковинные приборы, в которых разбиралась только мать близнецов, и старомодная бунзеновская горелка. На ее маленьком огне булькал черный котелок, подвешенный на самодельную треногу. Сэнди принюхался с видом знатока:

– Тушеное рагу!

– Думаю, его полагается называть «говядина по-бургундски». – Деннис потянулся к полке над раковиной и вытащил красную жестяную банку. – А вот и какао. Папа с мамой любят его пить на ночь.

– А когда папа возвращается?

– Кажется, мама говорила, что сегодня вечером.

Сэнди, набив рот, грел руки о дровяную печь.

– Если бы у нас были права, мы бы поехали в аэропорт и встретили его.