Беглая монахиня - Филипп Ванденберг (2011)

Скупыми словами библиотекарь передал Магдалене все услышанное от брата Люциуса. Детали сложились, будто камни мозаики, в целостную картину, но для поисков «Книг Премудрости» это ничего не давало.

Словно подгоняемая вышней силой, Магдалена настояла на том, чтобы своими глазами увидеть надгробие Тритемия. Времени было в обрез, поскольку вечерня уже наполовину прошла.

Светя себе фонарем, Магдалена и Венделин прокрались на галерею. Когда мерцающий свет упал на одно из надгробий аббатов, череда которых была вмурована в стену, каменные лица будто на мгновение ожили: первый аббат монастыря Святого Якоба Макарий с осоловелым взглядом; шотландец Мэтью с грубыми чертами лица; Килиан Криспус, предшественник Тритемия, будто с удивлением взиравший в будущее; в самом конце галереи, словно его хотели спрятать и лишь по принуждению выполняли свой христианский долг, — Иоганн Тритемий.

На надгробии из красноватого песчаника был изображен аббат — в полный рост, в скромном облачении, с митрой на голове и с аббатским жезлом в левой руке. Правой рукой он прижимал к груди раскрытую книгу. Самым завораживающим в облике Тритемия было его лицо. Оно казалось невыразительным и невозмутимо-непреклонным, вовсе не одухотворенным, как каменные лица других аббатов. Но чем дольше ты смотрел ему в глаза — взгляд Тритемия был устремлен прямо на тебя, — тем больше казалось, что на его лице появилась улыбка, всезнающая, ироничная, даже циничная.

Магдалена спросила шепотом, испытывает ли Венделин то же самое, и он смущенно кивнул:

— Как такое возможно?

Магдалена взяла из рук Свинопаса фонарь.

— Чем дольше я всматриваюсь в открытую книгу, которую Тритемий прижимает к груди, тем больше мне кажется, что он хотел бы скрыть от нас содержание этой книги, хотел бы унести его с собой. В любом случае это не Библия, не Евангелие.

— Да, уголки оклада явно светские! — согласился Свинопас. — И на переплете не видно креста, как на других благочестивых книгах.

Магдалена осветила фонарем каждый уголок надгробия. При этом она сделала странное открытие: оно было высечено не из одного камня. Полукружие с надписью над головой Тритемия было надставлено.

— Необычно, ты не находишь? — спросила Магдалена и добавила: — Трудно поверить, что такой известный художник, как Тильман Рименшнайдер, мог сделать надгробие из кусков!

Магдалена застыла. Складки одеяния Тритемия отбрасывали косые тени.

— Венделин, — воскликнула Магдалена, не веря своим глазам, — ты только посмотри!

И когда Венделин не сразу сообразил, что она имеет в виду, она встревоженно пролепетала:

— Складки в точности повторяют изображение треххвостой змеи, которая все время попадается на моем пути.

Свинопас вопросительно уставился на Магдалену.

— В последний раз это было в твоей библиотеке в Эбербахе, когда доктор Фауст заснул над картой.

В этот момент коротким славословием закончилась вечерня, и Магдалена заторопилась, чтобы покинуть аббатство.

На ходу Свинопас произнес:

— По мере общения с тобой мне становится как-то не по себе. Ты, безусловно, права. Треххвостая змея и в этом случае — зашифрованное указание на то, что «Книги Премудрости» спрятаны где-то по течению Майна. Ничего больше мы опять не узнали. Майн длинный, и легче искать иголку в стоге сена, по крайней мере, тогда известно, где находится сено.

Магдалена ничего не возразила на замечание Венделина. Как у человека, дни и ночи напролет занятого одним делом, у нее возникло предчувствие. Поэтому на следующий день она отправилась к дому Тильмана Рименшнайдера в переулке Францисканергассе.

Глава 20