Беглая монахиня - Филипп Ванденберг (2011)

Повсюду стояли и лежали незаконченные работы, консоли колонн и фрагменты орнаментов. Побеленные стены были увешаны инструментами, обрывками бумаги и пергамента, испещренными эскизами и рисунками, а также снятыми мерками.

На высоте колен, почти незаметно для постороннего глаза, на стене вилась вереница строчных букв, набросанных сангиной.

— Вот, — Йорг энергично кивнул в сторону надписи, — это и есть эпитафия с надгробия Тритемия!

Свинопас в недоумении молча разглядывал полустершиеся буквы: Laet.ta.li.johannis.Trithemii.s.loc.dom.Cae.Hen.

Подобные сокращения в эпитафиях не были редкостью. В основном так поступали, чтобы вместить как можно больше слов. Но что заставило Альбрехта Бранденбургского уничтожить первоначальный дословный текст?

Раздумья Венделина были прерваны неожиданно донесшимися с другой стороны двора чудовищными звуками, сопровождавшими рвоту, как будто чья-то душа выворачивалась наизнанку.

— Он жив! — крикнул Йорг Рименшнайдер и как безумный вылетел из мастерской. Свинопас в растерянности остался стоять у стены. Словно пытаясь запечатлеть в памяти строчку из букв, он неотрывно смотрел на каракули. Наконец оторвал кусок от запыленного пергамента и нацарапал буквы куском сангины. Потом поспешил за молодым Рименшнайдером в дом.

Травяное зелье Магдалены подействовало. Желудок старика очистился до последней капли, процедура вдохнула в него новую жизнь. Уверенно, не обращая внимания на то, что Рименшнайдер дрожал всем телом, как листья осины, Магдалена вставила ему в горло воронку и вылила туда большой кубок теплой воды, которую пациент фонтаном выпустил назад, после чего в изнеможении упал на подушки.

Врач, благородный мужчина, одетый в черное, с подчеркнуто изысканными манерами, удивленно поднял брови и заметил, обращаясь к Магдалене:

— Мое почтение, дева! Если бы вы не были женщиной, из вас получился бы прекрасный врач! Где вы черпали ваши знания?

— Уж точно не в университете, — хмыкнула Магдалена. — Существует масса хитроумных книг, которыми можно воспользоваться, сидя в тихой келье. Если ты, конечно, умеешь читать. Хотелось бы только спросить, какие физические или умственные качества могли бы помешать женщине стать врачом?

Словно внимая беседе, Рименшнайдер открыл глаза и сердито сказал медику:

— Благодарю вас, вы можете удалиться! С девой я в надежных руках.

Йорг, на расстоянии наблюдавший за происходящим, подошел и попытался успокоить врача, лицо которого омрачилось, как небосвод перед первым днем творения.

— Отец только что вырвался из лап смерти, — вполголоса заметил он, — и еще немного не в себе.

Обиженный медик с гордым видом удалился.

— Простите, что я заподозрил вас, — робко заговорил Йорг, когда они покинули комнату больного, — но я не мог иначе объяснить состояние отца. Приношу свои извинения!

— Ладно-ладно, вас можно понять, — отмахнулась Магдалена. — Без сомнения, кто-то поставил себе целью отравить вашего отца. Вчера в трактире я обратила внимание на одного незнакомого мужчину, который не спускал с нас глаз. Тогда я не придала этому значения, но теперь все выглядит иначе. Честно говоря, часть вины я за собой чувствую. Кому-то очень не хочется, чтобы я общалась с Тильманом Рименшнайдером.

К ним подошел Свинопас и вытащил из кармана куртки клочок пергамента, на котором он записал надпись Тритемия.

— Надеюсь, она вам пригодится, — заметил Йорг. И добавил, обращаясь к Магдалене: — Будем считать, что это моя благодарность за то, что вы вернули жизнь моему отцу. Мне лично эти буквы ничегошеньки не говорят.

Прищурившись, Магдалена разглядывала пергамент, который поднесла к скудному свету. Один раз, второй, снова и снова скользили ее глаза слева направо по надписи. Наконец она спросила Венделина:

— Ты что-нибудь понимаешь в этих буквах? Ты ведь встречался в книгах с такими сокращениями!