Биология желания. Зависимость — не болезнь - Марк Льюис (2007)

Спор с собой часто переходил в оглушительный шум: не думай об этом, не думай об этом... но это так вкусно. Она пыталась абстрагироваться, но назойливые мысли безжалостно врывались в ее фантазии. Это было все равно что не думать о белой обезьяне, сказала она. Она пыталась сохранить контроль, выбрасывая еду, которую могла съесть при следующем приступе обжорства. Все, что выглядело аппетитно, шло в мусорное ведро. Затем, по ее словам: «было похоже, как будто мое подсознательное думает об этом. Иногда я доставала еду из мусорки. Я чувствовала себя очень, очень, очень виноватой, но чувство облегчения брало верх над самоконтролем». Иногда она садилась и дискутировала сама с собой, рационально, разумно, несколько минут, которые могли обернуться часами. По ее описаниям, мне совершенно очевидно, что она чувствовала сильнейший страх, который распространялся, как пожар. Казалось, она никогда не была полностью свободна от него. Он постоянно преследует меня, говорила она себе. Он будет здесь и завтра... нет способов избавиться от него. Иногда приступ начинался медленно, с относительно невинной чашки йогурта. Но затем ритуалы набирали скорость, и вдруг оказывалось, что она успела положить сверху все топпинги, какие нашла в доме. Однажды запущенный процесс нарастал снежной лавиной. Она останавливалась у магазина и покупала все вредное и калорийное. Затем ехала домой и начинала есть.

Истощение эго — бич зависимых. Они пытаются — иногда героически—противостоять своему импульсивному желанию. Но, как правило, оказывается, что они вложили в попытки слишком много сил, пытались слишком долго и неправильно. Подавление импульсов не работает, особенно когда эти импульсы час от часу все сильнее. И ахиллесова пята — истощение эго — объединяется с другой ахиллесовой пятой на другой ноге — сиюминутной привлекательностью (обесцениванием отложенного вознаграждения). И поскольку самоконтроль уже дошел до предела прочности, становится отчаянно трудно не поддаваться желанию получить немедленное вознаграждение. Так, Элис ела шоколад и арахисовое масло в ущерб будущим вознаграждениям, таким как возможность жить нормальной жизнью. Когда самоконтроль разрушается, когда дофаминовые синапсы заполонили полосатое тело, эти сиюминутные вознаграждения заполняют собой весь экран радара и противостоять им означает растить в себе тревожность — тревожность, которую можно снять, только повторив запрещенное действие. Поскольку вы знаете, что иначе вам все равно не полегчает.

* * *

Наконец, ситуация Элис достигла критической точки. Однажды на вечеринке она привычно заняла позицию у стола с угощением и стала без разбора набивать себя чипсами, печеньем, сырами, гуакамоле — всем, что манило ее с обманчиво безопасного стола. Она не могла остановиться, и ее пронзило острое чувство стыда. Ей не было оправдания, она никак не смогла бы разумно объяснить свое поведение. Она выбежала из комнаты, пробежала по коридору, зашла в лифт, затем выбежала из здания. У первого же продуктового магазина она остановилась и купила себе большую упаковку шоколадного печенья с начинкой. Затем вернулась к себе домой, чтобы предаться еде в одиночестве. Спокойствие снизошло на нее вместе со звяканьем ключа в замке. Теперь она могла отпустить вожжи, перестать мучительно сдерживать свои желания, как в гостях. Теперь она начала набивать живот по-настоящему. Она макала печенье в арахисовое масло и пожирала его одно за другим. Она нашла бейглы[39], намазала сыром, засунула в микроволновку, но открыла дверцу до того, как сработал таймер. Они достаточно приготовились, можно есть! Она обожгла губы и язык, но не могла остановиться. Наоборот, боль от ожога прекрасно вписывалась в ее персональный ад. Она заслуживала мучений. Такое удовольствие не может быть без боли.