Владыка Ледяного сада. Носитель судьбы - Ярослав Гжендович (2009)

Они спускаются, преисполненные вдохновленной убежденностью, что я знаю, что делать, и контролирую ситуацию.

В кают-компании ударом кулака я зажигаю мерцающий проблеск ярящихся зеленью драконоугрей. Люди Огня чутко отскакивают, хватаясь за рукояти мечей, смотрят, замерев, на стены, сбившись в группку спиной к спине.

– Этот корабль сделал Песенник, – поясняю. – Догадываюсь, что он из моего народа, точно так же, как Аакен, король Змеев. Потому все здесь такое странное, но я не нашел ничего опасного. Пока что. Найдите себе места для сна. Не знаю только, как сделать, чтобы стало теплее.

– Обычно для такого разводят огонь, – кисло говорит Грюнальди. – Но как сделать это на льду, не имея поленьев…

– Это не настоящий лед. Ведь обычно, если хочешь, чтобы корабль плыл, нужно работать веслами или ставить парус. Этот плывет сам по себе. С теплом будет так же.

Они неохотно расходятся по кают-компании, напряженные и чуткие. Сильфана оглаживает пальцами крышку рундука, стиснув правую ладонь на рукояти меча, перевешенного через спину. Грюнальди осторожно постукивает в стену, за которой змееподобными движениями плавают адские светящиеся мурены. Спалле приседает у откинутой койки, кончиком меча приподнимает лежащие там меха и осторожно заглядывает под матрас.

Все молчат. Атмосфера сгущается. Они взошли за мной на борт, ведомые миссией и солидарностью, а теперь чувствуют себя так, будто я приказал им сидеть рядом с протекающим реактором.

Они тут и глаза не сомкнут, а тем более не выдержат того, что случится позже. А единственное, что я могу им обещать – еще больше холодного тумана, магии и всякой ерунды, рядом с которой корабль, плывущий на автопилоте и освещаемый угрями, совершенно рационален.

– Садитесь, – говорю я приказным тоном. Они неохотно подходят, ощупывая ледовые табуреты и осторожно присаживаясь, словно те могут взорваться прямо под их задницами.

Я открываю контейнеры с пищей, отворяю крышки рундуков, вынимаю миски, ножи и кружки. Кроме того, осматриваюсь в поисках оборудования камбуза. Если раскушу, как действует плита, и сумею приготовить хотя бы суп, наверняка пойму и то, как включается отопление.

Грюнальди прикладывает ладонь к скользкой столешнице и ждет, не начнет ли ее поверхность таять под пальцами. Спалле вытягивает из кошеля оселок и начинает медленно водить им вдоль клинка меча. Кают-компанию наполняет скрежет, аж мурашки ползут по спине. Сильфана закусывает губу и неуверенно поглядывает на стены, будто те вот-вот упадут ей на голову.

Я открываю очередные шкафчики, потом отступаю и прищуриваюсь. Архитектура яхты логична. Она зависит от условий и эргономики. Тот, кто позаботился о туалете на корме и втором, как я проверил, на носу, наверняка подумал и об обогреве кают и приготовлении пищи.

Готовка на корабле не слишком проста, особенно в открытом море. Кок не может рисковать в любой момент облиться кипятком или быть осыпанным углями из печи. Кухня должна быть застрахована от качки. Камбузы были даже на древних кораблях. Порой в виде крытых черепицей домиков с трубой, выступающей над палубой.

– Где обычно готовят на волчьих кораблях? – спрашиваю я.

Спалле указывает на корму.

– Позади, в… – тут он произносит нечто, что звучит как плевок в раскаленные уголья. Мой словарь не охватывает моряцкого жаргона. Спалле размахивает руками, словно разыгрывая ремонт невидимого велосипеда. – Котел с углями подвешен на цепи, подвешивается… так… и так… Когда качка, очаг всегда остается ровным, а над ним горшок, тоже крепится… – снова сложная пантомима.

Кардан. Они изобрели карданное соединение. Неплохо. Ну, на корме так на корме. Я иду на корму и ищу. Камбуз, судя по размерам корабля, по меньшей мере на двадцать человек, это не иголка. Его не спрятать под лежащим в трюме мешком или моей шапкой.