За темными лесами. Старые сказки на новый лад - Нил Гейман, Гарднер Дозуа, Джефф Вандермеер, Нало Хопкинсон, Питер Бигл, Питер Страуб, Холли Блэк, Чарльз де Линт, Келли Линк, Кэтрин М. Валенте, Танит Ли, Анджела Слэттер, Вероника Шаноэс, Джейн Йолен, Джин Вулф, Карен Джой Фаулер, Кен Лю, Кирстин Макдермотт, Кэтлин Кирнан, Марго Ланаган, Октавия Кейд, Прийя Шарма, Ричард Боус, Рэйчел Свирски, Стив Даффи, Теодора Госс, Швита Такрар, Элизабет Бир (2016, 2018)

Провела Баба-яга пальцем вдоль золотой пряди, и на миг увидела перед собой ту маленькую девочку, какой была когда-то Шура. Своевольную, себялюбивую капризницу. Бросившую хворую мать на пороге смерти, сбежавшую из дому с каким-то парнем.

– Ее отцом был он? Тот, с кем ты сбежала?

– Конечно, нет, матушка. Неужто ты думаешь, будто за такого стоит держаться? – вздохнула Шура. – Отца Василисы ты бы одобрила. Был он богатым купцом, мягким и нежным… И сейчас остается таким же, если Людмила заботится о нем, как подобает.

Вздохнула украдкой Баба-яга, опустила голову…

– И какова же она?

Шура взглянула вниз, на свои крохотные пальцы.

– Пожалуй, такова же, как я сама. Заботится о собственных дочерях… вот только не по нраву мне, что за счет моей. Правду сказать, если б могла я выволочь ее из своей постели да выгнать пинком из своего дома – непременно так бы и сделала.

– Но это тебе не по силам.

– Но это мне не по силам, матушка, нет. Вот ты бы справилась. А лучше… взяла бы ты Василису к себе! – Нарисованные глаза куколки заблестели, точно живые. – Уж ты бы могла присмотреть за моей красавицей.

Казалось, старость обрушилась на Ягу разом, откуда ни возьмись: щеки старухи ввалились, осели, будто хлипкий порог под ногой разжиревшего гостя. На глазах Шуры вдоль одной из морщин на материнском лице скользнула вниз серебристая капля. Только теперь она поняла, почувствовала причиненное матери горе, и деревянное сердце – что оказалось куда мягче, чем прежнее, живое – болезненно сжалось в пустой, лишенной всего остального груди.

– Не плачь, мама. Прошу тебя, не плачь. Присмотри за дочерью. Освободи меня.

Не успели последние слова сорваться с губ, как Шура горько пожалела о них. Глаза Бабы-яги так и заблестели в отсветах пламени, словно черные угли.

– До самого конца думаешь об одной себе… – Схватив куколку, она крепко стиснула ее сильными пальцами. Если бы та могла дышать, тут бы из нее и дух вон. – Хочешь отдать дочь мне и упокоиться с миром. А потом, когда я буду нуждаться в ней, она оставит меня – так же, как сделала ты.

Она подняла игрушку, раздумывая, не швырнуть ли ее в огонь да не разворошить ли угли, чтоб кукла сгорела дотла. Но Шуре, почуявшей ход мыслей матери, хватило ума умолкнуть, замереть в ее жестких, как когти, пальцах и положиться на то, что материнскому гневу не одолеть материнской любви.

В конце концов старуха попросту встряхнула куколку – с досадой, словно собака, треплющая обглоданную кость. Шура молчала, вновь превратившись в дерево и лак, чтобы избавиться от ужаса перед возможной кончиной или возможным продолжением жизни.

На следующий день Баба-яга осталась дома. Поутру Василиса нашла ее все так же сидящей перед угасшим очагом, неподвижной, как камень. Она дышала, но лицо и руки ее были холодны, как лед. Поднять бабушку с кресла девочке не удалось, а на оклик Костяная Нога не ответила – только перевела взгляд с потухшего очага на двор за окном.

Василиса приготовила Бабе-яге холодные примочки, смочила водой ее пересохшие губы, но старуха не шевелилась, и глаза ее оставались мертвы, как стеклянные. Перепуганная сверх всякой меры, Василиса подняла Шуру, лежавшую на полу у очага. Обращенный к огню бок куколки слегка почернел. Шура жадно выхлебала мед, первым делом налитый для нее Василисой, и завершила трапезу крошками пирога.

– Вот, куколка моя, возьми – попей, покушай, да горе мое послушай, – сказала ей Василиса, сделав глубокий вдох. – Боюсь, умирает моя бабушка.

Шура безвольно обмякла, будто марионетка на перерезанных нитках.

– Она не может умереть, но может обратиться камнем. Когда ушел отец, она провела так почти год.

– Что же мне делать, куколка? Что же мне делать, матушка моя?

К пущему огорчению Василисы, матушка только плечами пожала да покачала головой. Девочка так и вскипела от возмущения:

– Мы должны сделать хоть что-нибудь! Негоже оставлять ее так!