Плач - Кристофер Джон Сэнсом (2014)

Дверь открыл Фрэнсис Сибрант, полный седой шестидесятилетний мужчина, служивший нынче у Гая. Я любил Фрэнсиса: раньше он работал в соседской аптеке, а когда в прошлом году ее пришлось закрыть, перешел работать к Малтону. В своем возрасте он был благодарен судьбе, что нашел новый очаг. Веселый, жизнерадостный человек, Фрэнсис хорошо уравновешивал обычную меланхолию Гая.

– Мастер Шардлейк. – Сибрант поклонился мне.

– Дай тебе Бог доброго вечера, Фрэнсис. Мастер Гай дома?

– У себя в кабинете. Работает со своими книгами, как обычно по вечерам.

Бывший аптекарь провел меня по узкому коридору и тихонько постучал в дверь кабинета.

Малтон сидел за столом и при свете свечи читал экземпляр Везалия с отвратительными анатомическими схемами, сравнивая изображение в книге с берцовой костью, которую держал в руке. Он осторожно положил кость и встал.

– Мэтью… Не ожидал.

– Надеюсь, не оторвал тебя, – начал я.

– Нет. Глаза устают. – Мой друг потер переносицу. – Фрэнсис говорит, мне нужны очки, но я как-то не могу смириться с этой мыслью.

– Извини, мне пришлось срочно покинуть тебя в пятницу. После того как мы… – Я замялся, подыскивая нужное слово. – Разошлись во мнениях.

Медик грустно улыбнулся:

– Этот спор раздается по всей Англии, разве не так?

– Я в тот день был не в себе.

– Понимаю. У тебя все еще усталый вид. Бокал гипокраса?[27]

– Было бы неплохо. Я после работы.

Гай позвал Фрэнсиса, и тот принес две кружки теплого пряного вина. Я немного посидел, уставившись в свою, и сказал:

– Мой старый враг Стивен Билкнап умер. Да прорастет трава в его кишках!

Малтон перекрестился:

– Да простит его Бог!

Я грустно улыбнулся:

– Он не хотел Божьего прощения. Я был с ним почти до конца, и он сказал, что не верит в Бога. Он оставил все свои деньги на постройку великого мемориала себе в часовне Линкольнс-Инн.

– У него не было семьи?

– И друзей. И Бога.

– Это печально.

– Да. – Я снова посмотрел на свое вино и перешел к делу. – Гай, я ищу кое-какие сведения. Об иностранном имени. Я знаю только латынь и плохо французский, а с твоими знаниями языков, надеюсь, ты можешь помочь.

– Если смогу.

– Строго конфиденциально.

– Разумеется.

– Это имя выплыло в контексте дела, над которым я сейчас работаю. Дошло до меня через вторые руки. Звучит оно как иностранное и, может быть, произносится неправильно, но я подумал, что, возможно, ты догадаешься о его происхождении.

– Что за имя?

– Джурони Бертано. Может оно быть испанским?

Врач улыбнулся:

– Нет. Это итальянское имя. Первое слово – Гуроне.

– Довольно близко.

– Может быть, это одно из итальянских торговых сообществ в Лондоне?

– Может быть. – Я серьезно посмотрел на своего друга. – Но я не могу обсуждать это дело.

– Понимаю. Правила конфиденциальности.

Я с несчастным видом кивнул. Мы помолчали, а потом я заговорил снова:

– Знаешь, по пути сюда я подумал, как мало среди моих друзей католиков или традиционалистов. В эти последние годы большинство людей замкнулись в том или другом круге общения, не правда ли? Часто даже не задумываясь об этом.

– Ради безопасности – да, как это ни грустно. У меня мало пациентов среди радикалов и реформаторов. Моя практика началась с людей, так сказать, моих взглядов, они рекомендовали меня своим друзьям, и так оно и продолжается. У тебя, наверное, то же самое.

– Да. Хотя, кстати, я рекомендовал тебя еще одному человеку, которого беспокоит спина. Придворному вышивальщику королевы.

Малтон улыбнулся:

– Значит, он сочувствует реформаторам.

– Понятия не имею. – Я снова взглянул на него. – Ты когда-нибудь сомневаешься, Гай, что твой взгляд на Бога правильный?