Плач - Кристофер Джон Сэнсом (2014)

Барак рядом с ней по-прежнему выглядел больным. В его лице была одутловатость, и он набрал вес. Я увидел с замиранием сердца, как колышется пустой правый рукав его кафтана. Он повернул голову и поймал мой взгляд. Тамасин тоже посмотрела в мою сторону, и когда она увидела меня, ее лицо окаменело.

– Идут! – прокатился по толпе гул голосов. Все возбужденно зашевелились, вытягивая шеи и поворачивая головы к Гольбейновским воротам. Из-за них в чистом холодном воздухе раздались песнопения, но потом в течение минуты снова ничего не происходило. Люди подпрыгивали и топали ногами, а некоторые начали ворчать на злом морозе.

Рядом со мной что-то зашевелилось. Я обернулся и увидел Барака, пробирающегося сквозь толпу к нам. Тамасин, как всегда, лютым взглядом смотрела на меня.

Джек уцелевшей рукой взял Николаса за локоть.

– Как дела, Никки-малыш? Я не видел тебя с той ночи. Всё в порядке?

– Да… да. А вы как? – отозвался молодой человек.

Овертон казался удивленным. Да и действительно, тут было чему удивляться: ведь когда он ходил навестить Барака как-то в октябре, Тамасин захлопнула у него перед носом дверь. Деньги, которые я посылал ей через Гая, возвращались без объяснений.

– Как он с тобой обращается? – спросил Джек, кивнув на меня. – Загружает?

– Да… да. Нам в конторе тебя не хватает, – пробормотал Ник.

Барак повернулся ко мне:

– А вы как? – Его глаза, как и одутловатое лицо, были полны боли и потрясения.

– Неплохо. Но мне хотелось известий от тебя… – ответил я.

– Слушайте, – тихо сказал мой бывший помощник. – У меня мало времени. Тамми не хочет, чтобы я с вами разговаривал. Я только пришел сказать: у меня всё в порядке. Когда немного поправлюсь, у меня есть предложение от группы стряпчих поработать с ними – разговаривать с клиентами, искать свидетелей и все такое. Работать там, где не нужны две руки. Так что не волнуйтесь.

– Я страшно сожалею, Джек, страшно, – сказал я. – Тамасин права, считая, что в этом полностью виноват я.

– Чушь! – ответил Барак с отголоском прежней энергии. – Я сам решил участвовать во всем этом, я сам врал ей о том, чем занимаюсь. Или я уже не отвечаю за свои решения? – Спазм гнева отразился на его лице, и я понял, что в его собственных глазах он уже не совсем мужчина. Я ничего не ответил.

– Как поживает новорожденная? – спросил Николас. – Мы слышали, что у тебя дочка.

– Не дает никому покоя за милю от Линкольнс-Инн! Да, она сильная и здоровая, и легкие у нее как у матери. Мы хотим назвать ее Матильдой.

– Поздравляю, Джек, – тихо сказал я.

Барак оглянулся через плечо на Тамасин.

– Ну, мне лучше уйти. Слушайте, когда я снова выйду на работу, со мной можно будет связаться. А насчет этого, – он кивнул на свой пустой рукав, – теперь обрубок заживает, и Гай делает мне какую-то насадку. Она не заменит руку, но, наверное, будет лучше, чем ничего. А Тамми – дайте ей время. Я провожу с ней работу. Просто ей, наверное, легче обвинять вас, чем меня.

В этом была доля правды. И все же миссис Барак имела полное основание винить меня в увечье ее мужа, как я и сам винил себя. Джек кивнул мне и снова повернулся к жене. Тамасин видела, как он говорил со мной, и ее взгляд приобрел теперь оттенок безнадежности, поверженности, что ранило мне сердце. Я отвернулся.

Гул голосов прекратился, толпа снова затихла. Песнопения за Гольбейновскими воротами приближались, стали громче. Все сняли шапки. Я стянул капюшон и ощутил на своей шапочке ледяной воздух. Два верховых распорядителя проскакали под главной аркой, глядя, свободна ли дорога. Потом под широкими сводами, продолжая петь, прошел хор и священники из королевской часовни. За ними следовало сотни три человек в новых черных плащах и с факелами в руках – бедняки, которые по традиции возглавляли похоронную процессию, когда хоронили великих людей. Что ж, теперь в Англии бедняков было в избытке, больше, чем когда-либо.