Подвиги Геракла. После похорон (сборник) - Агата Кристи (1947, 1953)

Выражение лица Олдфилда подтвердило правдивость предположения сыщика. С кривой усмешкой он ответил:

– Вы точно все описали!

– У нее была медсестра из больницы, которая ее обслуживала? Или компаньонка? Или преданная горничная?

– Медсестра-компаньонка. Очень здравомыслящая и компетентная женщина. Я не думаю, чтобы она стала сплетничать.

– Даже здравомыслящим и компетентным людям Господь дал язык, и они не всегда разумно им пользуются. Не сомневаюсь, что медсестра-компаньонка болтала лишнее! У вас есть все ингредиенты для начала захватывающего деревенского скандала… А теперь я задам вам еще один вопрос. Кто эта дама?

– Я не понимаю. – Доктор Олдфилд покраснел от гнева.

– Думаю, понимаете, – мягко сказал Пуаро. – Я вас спрашиваю: кто та дама, с которой связывают ваше имя?

Доктор Олдфилд вскочил. Его лицо застыло и стало холодным.

– Нет никакой дамы, замешанной в этом деле. Мне очень жаль, месье Пуаро, что я отнял у вас так много времени.

И он направился к двери.

– Мне тоже очень жаль, – произнес сыщик. – Ваше дело действительно меня заинтересовало. Я бы хотел вам помочь. Но не смогу ничего сделать, если вы не скажете мне всей правды.

– Я сказал вам правду.

– Нет…

Доктор Олдфилд остановился и обернулся:

– Почему вы настаиваете, что в этом замешана женщина?

– Mon cher docteur![12] Вы думаете, я не знаю женский менталитет? Деревенские сплетни всегда, всегда основаны на отношениях между полами. Если мужчина отравит жену, чтобы совершить путешествие на Северный полюс или чтобы наслаждаться покоем холостяцкой жизни, это ни на минуту не заинтересует его соседей по деревне! А вот если они убеждены, что убийство совершено для того, чтобы мужчина мог жениться на другой женщине, тогда слухи станут расти и распространяться. Это элементарная психология.

– Я не отвечаю за то, что думает стая этих проклятых сплетниц! – с раздражением произнес Олдфилд.

– Конечно, не отвечаете. Поэтому, – продолжал Пуаро, – вы можете с таким же успехом вернуться обратно, сесть и ответить мне на тот вопрос, который я вам только что задал.

Медленно, почти неохотно Олдфилд вернулся и снова сел.

– Полагаю, возможно, они распускали слухи о мисс Монкриф, – покраснев до корней волос, сказал он. – Джин Монкриф – моя фармацевт, очень славная девушка.

– Как давно она с вами работает?

– Три года.

– Вашей жене она нравилась?

– Э… нет, не совсем.

– Она ревновала?

– Это было абсурдно!

Пуаро улыбнулся:

– Ревность жен вошла в поговорки. Но я вам кое-что скажу. Мой опыт подсказывает, что ревность, каким бы неестественным и экстравагантным это ни казалось, почти всегда основана на реальности. Говорят ведь, что клиент всегда прав? Ну, то же справедливо и в отношении ревнивого мужа или жены. Как бы мало ни было конкретных доказательств, по существу они всегда правы.

– Чепуха, – резко возразил Олдфилд. – Я никогда не сказал Джин Монкриф ничего такого, чего не должна была бы слышать моя жена.

– Возможно, это так. Но это не меняет истинности того, что я сказал. – Эркюль Пуаро подался вперед; его голос звучал настойчиво, убедительно. – Доктор Олдфилд, я приложу все усилия, чтобы помочь вам в этом деле. Но вы должны быть со мной абсолютно откровенны, невзирая на общепринятые приличия или ваши собственные чувства. Ведь это правда, не так ли, что вы разлюбили свою жену за некоторое время до ее смерти?

Олдфилд минуту или две молчал. Потом ответил:

– Это дело меня убивает. Я должен надеяться… Так или иначе, я чувствую, что вы сумеете что-нибудь для меня сделать. Буду с вами честен, месье Пуаро: я не питал глубоких чувств к моей жене. Я считаю, что был ей хорошим мужем, но никогда по-настоящему не любил ее.

– А эту девушку, Джин?

На лбу доктора выступили мелкие капельки пота.